Мотив утраты тени в сказке Шамиссо «Удивительные приключения Петера Шлемеля. Сказка Гофмана «Крошка Цахес»

Основные идеи книги В.Вакенродера и Л.Тика «Сердечные излияния любящего искусство монаха». Романтическая музыкальная новелла, ее специфика. «Достопримечательная музыкальная жизнь композитора Иозефа Берглингера» как первая образцовая новелла об искусстве и художнике.

В 1797 году Людвиг Тик анонимно издает книгу новелл о художественной эпохи Возрождения своего друга Вакенродера «Сердечные излияния любящего искусства монаха». Книга стала символом веры в божественную сущность искусства. Уже заглавие настраивало на восприятие искусства как религии, а занятие искусством- служение Богу.
Бог сообщил людям, чтобы они приобщились к тайнам жизни.
Новелла «Достопримечательная музыкальная жизнь композитора Иозефа Берглингера» завершает цикл фантазии об искусстве, в ней сформированы определяющие жизненные мотивы композитора-музыканта:
1. Между стремлением к духовному взлёту и земными заботами.
2.Горькое противостояние между природным энтузиазмом и неизбежным участием в жизни
3. Противостояние между идеальным характером замысла и восприятием музыки и её строгой соразмерностью.
4. Композитор и слушатель, композитор и исполнитель
Эти мотивы иногда частично встречаются в любой музыкальной новелле.
Авторы муз.новелл: Генрих Гейне, Гофман, Вагнер.
Музыкальная романтическая новелла отличается глубокой погружённостью в мир музыки и специфическими формами её выражения.
В структуре муз.новелл важна творческая индивидуальность автора.
Музыкальные новеллы создают люди близкие к миру музыки.

1. Лирика эпохи иенского романтизма. Новалис и Ф.Гельдерлин.

Излюбленными темами романтиков являются ночь, сон, смерть. У Новалиса образ ночи имеет положительную, светлую окраску. Для Новалиса ночь – и царство беспредельного, время сладких грез и глубокого томления. Только ночь воскрешает для Новалиса образ возлюбленной. Его невеста – София Кюн – умерла совсем молодой. С этого момента глубоко верующий Новалис стал мечтать о встрече с возлюбленной в ином мире. Поэт в соответствии с христианскими представлениями о загробном мире утверждает веру в духовное существование человеческого «я» в иной реальности.

Сон и Фантазия уводят поэта в мир Ночи. Именно там находится София, невеста поэта, там возможно мистическое соединение с ней. Ночь предстает как символ и образ смерти. Последний, шестой, гимн даже озаглавлен «Томление по Смерти».

«Гимны к ночи» написаны с вдохновением. Новалису удается выражать абстрактные понятия через зрительные, западающие в душу образы. Умело варьируется тон: от порывистых восклицаний, вопросов поэт искусно переходит к спокойному повествованию.

Оригинальна форма. Все гимны, кроме шестого, написаны ритмической прозой, близкой к свободному стиху. Разорванный, как будто спотыкающийся, ритм вольных стихов воспринимается как свидетельство неловкой искренности

Образ ночи будет значим для немецких романтиков. Особенно антитеза день-ночь. Она становится воплощением принципа романтического двоемирия (например, у Брентано, Гофмана). В музыке появляется жанр ноктюрн (Шопен, Шуман, Лист). В ноктюрне выражается элегическая мечтательность, тоска, созерцательное умиротворение природы.

В «Духовных песнях (гимнах)» главными являются темы любви и природы. Они разрабатываются в религиозном аспекте. В центре религиозной картины мира стоит образ Святой Девы. Исследователи полагают, что прототипом Святой Девы является София Кюн.. Идеи Новалиса связаны с натурфилософией Шеллинга. Новалис и Шеллинг, как и иенские романтики, рассматривали Бога как некое начало, одухотворяющее мир и природу. В «Духовных песнях» Новалис стремился переосмыслить традиционные христианские представления, вернуть им изначальный смысл: дать утешение, ободрить нуждающихся…

Фридрих Гельдерлин (1770-1843)

Великий немецкий поэт, его судьба сложилась трагически: он не был понят и признан современниками, не нашел счастья в личной жизни. Тридцать семь лет жизни он фактически провел в полной изоляции из-за душевной болезни. Но на рубеже XIX-XX вв. он стал рассматриваться как гениальный поэт, как предтеча литературы начала XX века.

По времени, на которое приходится его творчество, он принадлежит к ранним романтикам. В идейном плане его лирика была противопоставлена иенским романтикам, так как в его творчестве соединилось тяготение к античности (а не к средневековью) с гражданскими идеалами. Именно в его творчестве Французская революция оставила заметный след. Лейтмотив его творчества – трагическое противостояние романтического идеала и действительности – тоже отличал его от иенцев с их верой в могущество искусства и пафосом универсальности.

Лирика Гельдерлина связана с философскими проблемами.

Он считал, что люди в доантичную эпоху жили в единении с природой, затем эта связь была утрачена. Люди стали диктовать природе свои законы. В поэзии и в миропонимании Гельдерлина велика роль античности.

По образцу античных поэтов он писал в жанре од, дифирамбов, посланий, идиллий; обращался к сложным античным строфическим построениям.

Сюзетту Гонтар он воспел под именем Диотимы(= «чтимая богами»), взятом у Платона. О Сюзетте сказано, что она «афинянка», а об окружающих, что они «варвары

Любовь у Гельдерлина либеральна. Это любовь свободных и равных. Образу Диотимы предоставлена художественная самостоятельность. Мы воспринимаем этот образ сам по себе, независимо от эмоций влюбленного поэта. В стихотворении «Диотима» Гельдерлин заключает в натуру героини античный смысл:

В стихах Гельдерлина нет ничего выше любви: можно обидеть друга, не понят высокой мысли – Бог простит, но великое преступление – вторгнуться в мир любящих (стихотворение «Непрощаемое»):

Одной из самых значительных философских проблем является концепция природы и место в ней человека. Стихотворение «К природе» построено на соответствии мира человека и мира природы. Природа одухотворена. Человек – часть природы. Когда человек счастлив, то растворяется в природе:

Все меняется, когда умирают мечты: «дух Природы» покрывается тьмой.

В стихотворении «Воспоминание» поэт размышляет о свободе личности, о человеке в системе мира и мироздания. Он описывает «норд-ост», «самый любимый ветер», благородный дуб, «серебристый тополь», «широковершинные вязы». Образы, используемые поэтом, передают его мечту о естественной свободе личности:

1. Гейдельбергский романтизм: имена, программа. Новелла К.Брентано «Рассказ о честном Касперле и пригожей Аннерль», ее особенности.

Понятие гейдельбергского романтизма в истории литературы употребляется неоднородно. Наиболее распространено его узкое значение - деятельность Арнима и Брентано в области собирания и обработки народной поэзии (издание "Волшебного рога мальчика" в 1806-1808 гг., в трех томах). Существует, однако, и более широкое понимание гейдельбергского романтизма как основного центра его нового этапа, пришедшего на смену йенскому кружку, как младшего поколения романтиков, как периода расцвета романтизма.

Возникновение и становление гейдельбергского романтизма связано во многом с академическим движением в Гейдельбергском университете, испытавшем духовное возрождение с 1803 г., в первую очередь с деятельностью Ф.Кройцера и Й.Гёрреса. Центральная роль в формировании гейдельбергского кружка как культурного и эстетического единства принадлежит К.Брентано. на раннем этапе (1804-1808) основная деятельность представителей романтической школы в Гейдельберге связана с идеями возрождения национальной старины (Арним и Брентано, Й.Гёррес, Савиньи, Якоб и Вильгельм Гриммы),
Гейдельбергский кружок явился фундаментом, на котором строятся теории Гёрреса и Кройцера, и почвой, из которой вырастают художественные творения Арнима, Брентано и Эйхендорфа. Ранний и зрелый периоды гейдельбергского романтизма тесно взаимосвязаны. Несмотря на то, что на этапе 1808-1812 гг. локальное единство - концентрирование вокруг города Гейдельберг и гейдельбергского университета -практически утеряно, как эстетическое единство гейдельбергский романтизм выражает себя наиболее полно именно в эти годы.
История Красперля и Аннерль, воспоминания 88летней крестьянки переносят в стихию жизни народа с его глубокой верой в предзнаменования, с его песнями и молитвами.В произведении воплотьилось представление о естественной нравственносттии простой крестьянки,основанной на родовых связях,гнарушение кот.грозит чел.гибелью.В сюжете ощущается то же волнообразное движение, кот.присуще стихам:удваиваются события-отношения Гроссингераи Аннерль повтояются в отношениях герцога и сестры Гроссингера.вслед за самоубийством Касперля следует самоубийство Гроссингера.Однако каждый раз в повторение вносится нов.моттив:Касперль убивает себя,основываясь на предположении, что он обесчещен преступлением отца и брата, а Гроссингер приговаривает себя к смерти потому,что он реально совершил преступление, отказавшись от Аннерль и толкнув ее на убийство ребенка.

Крестьянка случайно встретившись в рассказчиком сообщает ему о ее внуке Касперле,кот.выше всего ценил честь.

10. Концепция мира гейдельбергских романтиков. Особенности картины мира в повести А.фон Арнима «Изабелла Египетская».

Действие повести «Изабелла Египетская» (1812) отнесено в XVI в.; подзаголовок сообщает об одном из основных героев и главной теме: «Первая любовь императора Карла Пятого». Автору более всего важна нравственная идея: предавший свою любовь ради славы и денег не может быть достойным правителем государства. В произведении параллельно раскрываются два типа восприятия жизни: будущего императора Карла и юной цыганки Изабеллы. На это ориентирована композиция повести, как бы «стягивающая» все события к двум полюсам, на одном из которых - погоня за успехом и удовольствиями, на другом - жертвенная самоотдача в любви. Композиция повести ориентирована на то, чтобы показать сущность характера Карла, причины его неудачного правления и противопоставить всем событиям высокий нравственный идеал. Большая часть произведения посвящена первой любви будущего императора и только финал конспективно передает конец его жизни, в которой не было высоких целей и больших свершений, ибо он отрекся от высоких нравственных ценностей. Параллельно жизни Карла изображается жизнь юной полуцыганки-полунемки Изабеллы, наивной девушки, с которой цыгане, желающие вернуться на свою родину, связывают надежды на спасение своего народа. Белла духовно благородна, бескорыстна, живет любовью к Карлу и заботой о спасении своего народа. Конец ее жизни символически противопоставлен концу жизни Карла: она привела свой народ на землю отцов, сняла с него проклятие. Свершение высокой миссии сделало ее уход из жизни тихим и прекрасным. Арним использует библейские ассоциации: Белла должна была стать матерью сына от великого властителя, ее сыну было предназначено освободить свой народ. Главные вехи сюжета часто связаны между собой фантастическими событиями или персонажами. Фантастика используется Арнимом для воплощения отрицательных свойств современности. Концентрируется это неприятие в образе-символе альрауна - висельного человечка. Одним он кажется похожим на таксу, одетую в платье, другие уподобляют его слишком засушенному и перепеченному хлебу. Он почти всесилен, как золото и драгоценности, которые люди находят с его помощью, и при этом столь же отвратителен, как всесилие золота. Автор иронизирует над этим подобием человека, которое хочет, чтобы его сделали фельдмаршалом и называли именем римского историка. Но это не романтическая ирония: Арним использует несовпадение формы и содержания, расхождение факта и его восприятия. Значение образа переходит из области комического в область философскую и в область нравственную.Комическое начало переходит в трагическое: способность альрауна находить клады становится причиной унизительного для Беллы бракосочетания с ним, при дворе короля Карла его называют «государственным альрауном», что подчеркивает роль золота в современном Арниму обществе.Этот символический образ создается по законам романтического гротеска: в нем сочетаются, создавая единство, противоположности. Однако Интересен предметный мир повести. Вещи у Арнима приобретают связь с персонажем, который представлен теперь как вполне реальная личность, живущая не только в мечте или в сонных видениях, как на йенском этапе. В духе тенденций гейдельбергского этапа автор обращает внимание на народные обычаи. Ярмарка в Бейке особенно показательна. Арним пишет о залежавшихся платьях, вытащенных по этому поводу из сундуков, об огромных толпах людей, которые идут по полям к городу, минуя проезжую дорогу, чтобы не захлебнуться в пыли. Не забывает автор и о театре, где разыгрывается история о человеке, превращенном женой в собаку.Изменяются способы передачи душевных движений, но это касается только главной героини. Жизнь вдали от людей приучила Беллу прислушиваться к своим душевным движениям: она не привыкла делиться своими чувствами с окружающими. Во время оскорбительной для нее свадьбы с альрауном она объясняет свои слезы тем, что ей вспомнился погибший по ее вине котеночек. Писатель оставляет читателю возможность самому понять истинную причину ее горя.

11. Лирика гейдельбергских романтиков. К.М.Брентано и Й.Эйхендорф.
Сын купца-итальянца и немки Максимилианы фон Ларош. Как и Новалис, изучал горное дело, но увлекся литературой. Он был знаком с Гете, Виландом, Гердером, бр.Шлегелями, Л.Тиком, дружил с Арнимом. Женой Брентано стала поэтесса Софи Меро

Усвоив традиции немецкой народной поэзии, Брентано создает свои произведения близкие по стилю и тематике к образцам фольклорной литературы. Его стихи отличаются лирической задушевностью, простотой, доступной для понимания формой. Самым известным произведением такого типа стала брентановская «Лорелея» - «Жила на Рейне фея». Lur – древнее название эльфов, Leia – скала. Поэтому один из вариантов перевода - «скала эльфов». Она возвышается над Рейном у города Бахараха. По свидетельству миннезингера Марнера, именно здесь скрыт клад Нибелунгов. Другой перевод – «сланцевый утес». Он был переосмыслен и воспринимался как «сторожевой утес», а затем «скала коварства».

Стихотворение Брентано выдержано в стиле народной баллады. Лорелея наделена очарованием. Но сама девушка не рада своим победам, она страдает от волшебных сил, которые заключены в ней, в ее очаровании и красоте. Она не «злая колдунья», как считает епископ, а всего лишь невольная носительница колдовских чар, губительных для окружающих.

Брентановская Лорелея, внушающая окружающим страстное чувство, сама несчастна в любви: ей изменил возлюбленный. Лорелея дает согласие на пострижение в монахини, но мечтает о смерти. Воды Рейна непреодолимо влекут ее к себе. По дороге в монастырь ее преследуют любовью три сопровождающих рыцаря. Она выбирает единственный для себя выход - бросается со скалы в реку. В сравнении с народной легендой Брентано усложнил сюжет. Он ввел мотив несчастной любви, которая и сводит Лорелею в могилу.

Одна из особенностей поэтики баллады – скупость в передаче чувств героини. Она восходит к сборнику «Волшебный рог мальчика», изданный Брентано и Арнимом. Брентано реконструировал стих народной песни, соблюдал синтаксически-интонационную цельность двустиший и их параллелизм в строфе. Все это позволило Шуберту и другим композиторам-романтикам (Веберу, Шуману) переложить стихи на музыку в духе народно-песенной традиции и строить мелодическую фразу на основе двустишия.

Брентано придает особое значение образу Рейна. Он упоминается в балладе пять раз. Героиня неразрывно связана с Рейном как символом любви к родному краю

Баллада о Лорелее, включенная в исторический роман «Годви»(1802), стала образцом романтической лирики начала Х1Х века. К образу рейнской красавицы обращались Эйхендорф(1815), Гейне(1824), Ж.де Нерваль(1852), Аполлинер (1904) и др.

Лирика Брентано в период расцвета его творчества (до религиозного кризиса 1815-1835) была, в основном, любовной. В духе немецкой народно-поэтической традиции Брентано представлял любовь как большое чувство, предполагающее самоотверженную, страстную привязанность к родине. Любовная лирика Брентано была патриотической поэзией о духовной красоте немецкой женщины, о красоте родной страны, Рейна.

наиболее интересными у Брентано являются те, что построены на народно-поэтической основе. Это стихи рейнского цикла и

Йозеф Эйхендорф (1788 – 1857)

Один из талантливых последователей «гейдельбержцев». Родился и вырос в дворянской семье. Учился в Галле и Гейдельберге. Здесь в Гейдельберге он получил поэтическое имя «Флоренс» - «Цветущий». Занимал различные посты государственной службы, участвовал в прусском дворянском ополчении, с которым входил в Париж в 1815. Творческий путь продолжался почти 50 лет.

Он – автор романов, новелл, драматических произведений, книги воспоминаний «Пережитое» и историко-литературных работ. Отличительная черта его стихотворений – музыкальность. Эйхендорф был близок с композитором Мендельсоном-Бартольди, положившим на музыку многие его песни. Музыкальность, народная напевность, которые соединяются с передачей субъективного ощущения природы – отличительные особенности его лирики. Он умел видеть в жизни много прекрасного и радостного.

В юношеском цикле «Жизнь певца» Эйхендорф раскрывает свой взгляд на творчество как на путь, которым вдохновенный художник ведет человечество в «страну чудес» - в страну мечты, созерцания и эстетического наслаждения.

Большая часть стихотворений Эйхендорфа имеет светлый колорит и рассказывает о романтических странствиях среди живописных гор и лесов. Поэт создает странническую романтическую идиллию; его путники едут по сказочным землям:

У Эйхендорфа лес – это родина, убежище для человека, который в мире городов страдает от всех противоречий времени. В недосягаемой дали и высоте обитает Дева Мария, оберегающая людей:

Божья матерь олицетворяет собой нежность и любовь к людям.

Однако лес не всегда близок к человеку. В стихотворении «Лесной разговор» (Waldgespräch), которое чаще переводится «Лорелея», Эйхендорф следует за Брентано и описывает лес как пристанище сил, враждебных человеку. Лорелея здесь уже не волшебница, а ведьма (Hexe):

Лирический талант Эйхендорфа отразился в его романе «Мечта и действительность» (1813), в новеллах «Мраморная статуя» и «Из жизни одного бездельника». Он вводит, в основном, описания природы, передающие обаяние пейзажа. Чувства героев Эйхендорфа тесно связаны с поэтическими пейзажами. Писатель включает в роман и новеллы песни и стихотворения, придающие повествованию музыкальное звучание, свойственное прозе романтиков.

Пейзаж в лирических произведениях Эйхендорфа неповторим. Воспроизводя их, поэт использует особые символы, сравнения, цветовые эпитеты, глаголы движения. Главная особенность – картины природы можно не только увидеть, но и услышать. В стихотворении создается особый звуковой фон: шум леса, журчание ручья, пение птиц, эхо, звук лесного рожка.

Одним из самых значительных стихотворений является «Голубой цветок»:

Здесь романтический мотив поиска идеала раскрывается через темы странствий, музыки, природы. Поэтому в название вынесен символ Новалиса. Но если в период иенского романтизма истина казалась достижимой, то на втором этапе надежда исчезла. Лирический герой странствует со своей арфой, но поиски безрезультатны. При этом в стихотворении нет трагизма: мироощущение Эйхендорфа светлое. Это отличает его от большинства романтиков позднего периода.

Чудесная история Петера Шлемиля» А.фон Шамиссо как позднеромантическая волшебная повесть. Традиционные мотивы и образы немецкой литературы, их трансформация

Луи Шарль Аделаид де Шамиссо , французский дворянин, родился в родовом замке Бонкур в Шампани (Франция). В годы французской революции (1789-1794) семья Шамиссо эмигрировала и поселилась в Берлине; здесь будущий поэт становится пажом прусской королевы. В 1798 году он поступает в прусскую армию..

Первые литературные опыты Шамиссо - стихотворения, написанные по-французски. По-немецки он начинает писать с 1801 года. Участие в «Зеленом альманахе» ввело Шамиссо в круг немецких писателей. В 1814 году выходит в свет повесть Шамиссо «Чудесная история Петера Шлемиля»

Чудесная история Петера Шлемиля». Литературное наследие Шамиссо невелико. Лучшее из него - «Чудесная история Петера Шлемиля» и стихотворения. В раннем творчестве (до путешествия) Шамиссо примыкает к романтизму.

В своей повести-сказке Шамиссо рассказывает историю человека, продавшего за кошелек, в котором никогда не иссякают деньги, свою тень. Отсутствие тени, которое сразу же замечают все окружающие, исключает Петера Шлемиля из общества других людей; все его отчаянные попытки добиться положения в этом обществе и личного счастья терпят крушение, и Шлемиль находит некоторое удовлетворение лишь в общении с природой - в занятиях естественными науками.

В этой повести, таким образом, - обычная романтическая ситуация: человек, не находящий себе места в обществе, непохожий на окружающих, т. е. ситуация байроновского Чайльд Гарольда и Рене Шатобриана, Штернбальда Тика и Иоганна Крейслера Гофмана. Но вместе с тем ситуация повести Шамиссо отличается от всех других вариантов своей иронией над романтическим одиночеством героя, над романтической асоциальностью.

Шлемиль, лишившись тени, находится в трагикомическом положении: ведь он лишился чего-то, казалось бы, не имеющего никакого значения, никакой ценности.

«Ценность» тени заключается лишь в том, что она делает ее обладателя похожим на всех остальных людей, причем возникает вопрос, такая ли уж большая честь - походить на мошенника Раскаля и самодовольного богача Джона.

Шлемиль страдает от загадочной нелепости своей потери, страдает от людей, которые не могут представить себе человека без тени и относятся с ужасом или презрением, не лишенным изрядной доли комизма, к бедному Шлемилю.

В своем несчастии Шлемиль комичен, и вместе с тем последствия этого несчастья достаточно трагичны для него.

Иронизируя над романтической «исключительностью» своего героя, Шамиссо вместе с тем полон грустного сочувствия к нему.

Для Шамиссо асоциальность не является ни нормой, как для Фридриха Шлегеля в 90-х годах, ни абсолютной трагедией бытия, как для Гофмана. Оставаясь еще в пределах романтических представлений, т. е. не зная ни выхода для своего героя из романтического одиночества, ни социально-исторического объяснения этому одиночеству, Шамиссо, однако, своим сочувственно-ироническим отношением к нему намечает путь преодоления романтизма, приводящий писателя к стихотворениям конца 20- 30-х годов, в которых ясно обнаруживается его отход от романтизма.

Сочетание большой жизненной конкретности и фантастики в повести Шамиссо напоминает творческую манеру Гофмана. Но если у Гофмана это сочетание в конечном счете было призвано продемонстрировать извечную разъединенность мира реального и мира идеального, то у Шамиссо фантастическое является лишь символическим выражением некоторых сторон самой действительности

В 1813 году Адельберту фон Шамиссо попала в руки тетрадь - дневник его друга, Петера Шлемеля. Его принёс рано утром странный человек с длинной седой бородой, одетый в изношенную чёрную венгерку. Вот его содержание.

После долгого плавания я прибыл в Гамбург с письмом для господина Томаса Джона от его брата. Гости господина Джона, среди которых была прекрасная Фани, не замечали меня. Точно также они не замечали длинного костлявого человека в летах, облачённого в серый шёлковый редингот, который тоже был в числе гостей. Чтобы услужить господам, этот человек один за другим вынимал из кармана предметы, которые никак не могли там поместиться, - подзорную трубу, турецкий ковёр, палатку и даже трёх верховых лошадей. Гости же словно не находили в этом ничего чудесного. В бледном лице этого человека было что-то такое жуткое, что я не выдержал и решил незаметно удалиться.

Как же я перетрусил, когда увидел, что человек в сером догнал меня. Он учтиво заговорил со мной и предложил любое из имеющихся у него сказочных сокровищ - корень мандрагоры, пфенниги-перевёртыши, скатерть-самобранку, волшебный кошелёк Фортунатто - обменять на мою собственную тень. Как ни велик был мой страх, при мысли о богатстве я забыл обо всем и выбрал волшебный кошелёк. Незнакомец осторожно скатал мою тень, спрятал её в свой бездонный карман и быстро удалился.

Вскоре я начал жалеть о содеянном. Оказалось, что без тени нельзя показаться на улице - все замечали её отсутствие Во мне начало пробуждаться сознание того, что, хотя золото ценится на земле гораздо дороже, чем заслуги и добродетель, тень уважают ещё больше, чем золото. Я снял в самой дорогой гостинице номер, выходящий окнами на север. Для ухода за своей особой я нанял человека по имени Бендель. После этого я решил ещё раз проверить общественное мнение и вышел на улицу в лунную ночь. Из-за отсутствия тени, мужчины смотрели на меня с презрением, а женщины - с жалостью. Многие прохожие просто отворачиваются от меня.

Утром я решил во что бы то ни стало найти человека в сером. Я точно описал его Бенделю и указал место, где я с ним встретился. Но в доме господина Джона его никто не помнил и не знал. В тот же день Бендель встретил его у порога гостиницы, но не узнал. Человек в сером попросил передать мне, что сейчас он отправляется за море. Ровно через год он разыщет меня, и тогда мы сможем заключить более выгодную сделку. Я попытался перехватить его в гавани, но серый человек исчез, как тень.

Я признался слуге, что лишился своей тени, и люди презирают меня. Бендель винил в моём несчастье себя, ведь это он упустил человека в сером. Он поклялся, что никогда не покинет меня. Я был убеждён, что им руководит не корыстолюбие. С тех пор я вновь решился бывать на людях и начал играть известную роль в свете. Бенделю с удивительной ловкостью удавалось скрыть отсутствие тени. Как человек очень богатый, я мог позволить себе всяческие чудачества и капризы. Я уже спокойно ждал посещения, обещанного загадочным незнакомцем через год.

Вскоре на меня обратила внимание красавица Фани. Это льстило моему тщеславию, и я следовал за ней, прячась от света. Я любил только умом и не мог полюбить сердцем. Этот тривиальный роман закончился неожиданно. Одной лунной ночью Фани увидела, что у меня нет тени и лишилась чувств. Я спешно покинул город, взяв с собой двоих слуг: верного Бенделя и проныру по имени Раскал, который ни о чём не подозревал. Мы безостановочно пересекли границу и горы. Перевалив на другую сторону хребта, я согласился остановиться отдохнуть на водах, в уединённом местечке.

Я послал вперёд Бенделя, поручив подыскать подходящий дом. Приблизительно за час пути от места назначения нам преградила дорогу празднично разодетая толпа - это местные жители устроили мне торжественную встречу. Тогда я в первый раз увидел девушку, прекрасную, как ангел. Позже я узнал, что меня приняли за прусского короля, путешествующего по стране под именем графа. С этих пор я стал графом Петером. Вечером я с помощью слуг устроил пышное празднество, где снова увидел её. Она оказалась дочерью главного лесничего по имени Минна.

Своей поистине королевской расточительностью и роскошью я подчинил себе все, однако у себя дома я жил очень скромно и уединённо. Никто, кроме Бенделя, не смел входить днём в мои покои. Гостей я принимал только по вечерам. Самым заветным в жизни была для меня моя любовь. Минна была доброй, кроткой девушкой, достойной любви. Я овладел всеми ее помыслами. Она тоже самозабвенно любила меня, но мы не могли быть вместе из-за моего проклятия. Я высчитал день встречи с человеком в сером и ждал его с нетерпением и страхом.

Я признался Минне, что я не граф, а просто богатый и несчастный человек, но всей правды так и не сказал. Я объявил лесничему, что намерен первого числа следующего месяца просить руки его дочери, потому что со дня на день я ожидал визита человека в сером. Наконец роковой день настал, но незнакомец в сером так и не появился.

На следующий день ко мне явился Раскал, заявил, что не может служить человеку без тени и потребовал расчёт. По городку поползли слухи о том, что у меня нет тени. Я решил вернуть слово Минне. Оказалось, что девушка уже давно разгадала мою тайну, а главному лесничему стало известно моё настоящее имя. Он дал мне три дня на то, чтобы обзавестись тенью, иначе Минна станет женой другого.

Я побрёл прочь. Через некоторое время я очутился на залитой солнцем поляне и почувствовал, как кто-то схватил меня за рукав. Обернувшись, я увидел человека в сером. Он сообщил, что меня выдал Раскал, и теперь сам сватается к Минне, в чём ему помогают наворованное у меня золото. Незнакомец пообещал вернуть мне тень, расправиться с Раскалом, и даже оставить у меня волшебный кошелёк. Взамен он потребовал мою душу после смерти.

Я наотрез отказался. Тогда он достал мою бедную тень и разложил её перед собой. В это время на поляне появился Бендель. Он решил силой отнять у незнакомца мою тень, и начал беспощадно лупить его дубиной. Незнакомец молча повернулся и пошёл прочь, ускоряя шаг, уводя за собой и мою тень, и моего верного слугу. Я снова остался один со своим горем. Я не хотел возвращаться к людям, и прожил три дня в лесу, как пугливый зверь.

Утром четвёртого дня я увидел тень без хозяина. Подумав, что она сбежала от своего хозяина, я решил поймать её и взять себе. Я догнал тень и обнаружил, что хозяин у неё всё-таки был. Этот человек нёс гнездо-невидимку, и поэтому была видна только его тень. Я отнял у него гнездо-невидимку. Оно дало мне возможность появиться среди людей.

Невидимый, я пошёл к дому Минны. В саду возле её дома я обнаружил, что человек в сером, одев шапку-невидимку, всё это время следовал за мной. Он снова начал искушать меня, вертя в руках пергамент с договором. В сад вышла Минна вся в слезах. Отец начал уговаривать её выйти замуж за Раскала - очень богатого человека с безупречной тенью. «Я поступлю так, как тебе, отец, будет угодно» - тихо сказала Минна. В это время явился Раскал, и девушка лишилась чувств. Человек в сером быстро оцарапал мне ладонь, и сунул в руку перо. От душевного напряжения и надрыва физических сил я впал в глубокое забытьё, так и не подписав договор.

Я очнулся поздним вечером. Сад был полон гостей. Из их разговоров я узнал, что сегодня утром состоялась свадьба Раскала и Минны. Я поспешил прочь из сада, а мой мучитель не отставал от меня ни на шаг. Он твердил, что моя тень будет всюду таскать его за мной. Мы будем неразлучны, пока я не подпишу договор.

Тайком я пробрался к своему дому и обнаружил его разорённым чернью, которую науськал Раскал. Там я встретил верного Бенделя. Он сообщил, что местная полиция запретила мне как лицу неблагонадёжному пребывание в городе и приказала в двадцать четыре часа покинуть его пределы. Бендель хотел ехать со мной, но я не хотел подвергать его такому испытанию и остался глух к его уговорам и мольбам. Я попрощался с ним, вскочил в седло и покинул место, где похоронил свою жизнь.

По дороге ко мне присоединился пешеход, в котором я вскоре с ужасом узнал человека в сером. Он предложил одолжить мне мою тень на то время, пока мы путешествуем вместе, и я нехотя согласился. Комфорт и роскошь снова били к моим услугам - ведь я был богатым человеком с тенью. Человек в сером выдавал себя за моего камердинера и ни на шаг не отходил от меня. Он был убеждён, что рано или поздно я подпишу договор. Я твёрдо решил не делать этого.

В один прекрасный день я решил расстаться с незнакомцем раз и навсегда. Он скатал мою тень и снова засунул её в карман, а потом сообщил, что я всегда могу позвать его, звякнув золотом в волшебном кошельке. Я спросил, давал ли ему расписку господин Джон. Человек в сером усмехнулся и достал господина Джона из своего кармана. Я ужаснулся и выбросил кошелёк в пропасть. Незнакомец мрачно поднялся с места и исчез.

Я остался без тени и без денег, но с души у меня свалилось тяжёлое бремя. Я был бы счастлив, если бы не потерял любовь по своей вине. С печалью в сердце продолжал я свой путь. Я потерял охоту встречаться с людьми и углубился в самую чащу леса, выходя из него только для того, чтобы переночевать в какой-нибудь деревне. Я держал путь на горные рудники, где рассчитывал наняться на работу под землёй.

Сапоги мои износились, и мне пришлось купить поношенные - на новые не было денег. Вскоре я сбился с пути. Минуту назад я шагал по лесу, и вдруг очутился среди диких холодных скал. Лютый мороз заставил меня ускорить шаг, и вскоре я оказался на ледяном берегу какого-то океана. Я пробежал несколько минут и остановился среди рисовых полей и тутовых деревьев. Теперь я зашагал размеренно, и перед моими глазами замелькали леса, степи, горы и пустыни. Сомнения быть не могло: на ногах у меня были семимильные сапоги.

Теперь целью моей жизни стала наука. С этой поры я с неугасимым усердием трудился, стремясь передать другим то, что видел своим внутренним оком. Земля была для меня садом. Для жилья я выбрал себе самую скрытую пещеру, и продолжал свои странствия по миру, старательно исследуя его.

Во время своих скитаний я сильно заболел. Лихорадка сжигала меня, я потерял сознание и очнулся в просторной и красивой палате. На стене, в ногах кровати, на чёрной мраморной доске большими золотыми буквами было написано моё имя: Петер Шлемиль. Я слушал, как кто-то громко что-то читает, как упоминается моё имя, но смысл уловить не мог. К моей кровати подошёл приветливый господин с очень красивой дамой в чёрном платье. Их облик был мне знаком, но припомнить, кто это, я не мог.

Прошло некоторое время. Место, где я лежал, называлось «Шлемиум». То, что читалось, было напоминанием молиться за Петера Шлемиля, как за основателя данного учреждения.. Приветливый господин оказался Бенделем, а красивая дама - Минной. Из-за длинной бороды меня приняли за еврея. Я поправлялся, никем не узнанный. Впоследствии я узнал, что нахожусь в родном городке Бенделя, который основал эту клинику на остаток моих проклятых денег. Минна овдовела. Её родителей уже не было в живых. Она вела жизнь богобоязненной вдовы и занималась благотворительностью.

Я ушёл оттуда, так и не открывшись моим друзьям, и вернулся к своим прежним занятиям. Мои силы идут на убыль, но я утешаюсь тем, что потратил их не зря и для определённой цели. Тебе, любезный Шамиссо, я завещаю удивительную историю своей жизни, чтобы она могла послужить людям полезным уроком.

Шамиссо Адельберт

Удивительная история Петера Шлемиля

Юлиусу Эдуарду Гитцингу от Адельберта фон Шамиссо

Ты, Эдуард, не забываешь никого; ты, конечно, еще помнишь некоего Петера Шлемиля, которого в прежние годы не раз встречал у меня, - такой долговязый малый, слывший растяпой, потому что был неповоротлив, и лентяем, потому что был нерасторопен. Мне он нравился. Ты, конечно, не забыл, как однажды в наш «зеленый» период он, увильнул от бывших у нас в ходу стихотворных опытов: я взял его с собой на очередное поэтическое чаепитие, а он заснул, не дождавшись чтения, пока сонеты еще только сочинялись. Мне вспоминается также, как ты сострил на его счет. Ты уже раньше видел его, не знаю где и когда, в старой черной венгерке, в которой он был и на этот раз. И ты сказал:

«Этот малый мог бы почесть себя счастливцем, будь его душа хоть наполовину такой же бессмертной, как его куртка». Вот ведь какого неважного мнения все вы были о нем. Мне же он нравился.

От этого-то самого Шлемиля, которого я потерял из виду много лет назад, и досталась мне тетрадь, кою я доверяю теперь тебе. Лишь тебе, Эдуард, моему второму «я», от которого у меня нет секретов. Доверяю я ее лишь тебе и, само собой разумеется, нашему Фуке, также занявшему прочное место в моем сердце, но ему только как другу, не как поэту. Вы поймете, сколь неприятно мне было бы, если бы исповедь честного человека, положившегося на мою дружбу и порядочность, была высмеяна в литературном произведении и даже если бы вообще отнеслись без должного благоговения, как к неостроумной шутке, к тому, с чем нельзя и не должно шутить. Правда, надо сознаться, мне жаль, что эта история, вышедшая из-под пера доброго малого Шлемиля, звучит нелепо, что она не передана со всею силою заключенного в ней комизма умелым мастером. Что бы сделал из нее Жан-Поль! Кроме всего прочего, любезный друг, в ней, возможно, упоминаются и ныне здравствующие люди; это тоже надо принять во внимание.

Еще несколько слов о том, как попали ко мне эти листки. Я получил их вчера рано утром, только-только проснувшись, - странного вида человек с длинной седой бородой, одетый в изношенную черную венгерку, с ботанизиркой через плечо и, несмотря на сырую дождливую погоду, в туфлях поверх сапог, справился обо мне и оставил эту тетрадь. Он сказал, что прибыл из Берлина.

Аделъберт фон Шамиссо

Кунерсдорф,

Р. S. Прилагаю набросок, сделанный искусником Леопольдом, который как раз стоял у окна и был поражен необычайным явлением. Узнав, что я дорожу рисунком, он охотно подарил его мне.

Моему старому другу Петеру Шлемилю

Твоя давно забытая тетрадь

Случайно в руки мне попала снова.

Я вспомнил дни минувшие опять,

Когда нас мир в ученье брал сурово.

Я стар и сед, мне нужды нет скрывать

От друга юности простое слово:

Я друг твой прежний перед целым светом,

Наперекор насмешкам и наветам.

Мой бедный друг, со мной тогда лукавый

Не так играл, как он играл с тобой.

И я в те дни искал напрасно славы,

Парил без пользы в выси голубой.

Но сатана похвастаться не вправе,

Что тень мою купил он той порой.

Со мною тень, мне данная с рожденья,

Я всюду и всегда с моею тенью.

И хоть я не был виноват ни в чем,

Да и лицом с тобою мы не схожи,

«Где тень твоя?» - кричали мне кругом,

Смеясь и корча шутовские рожи.

Я тень показывал. Что толку в том?

Они б смеялись и на смертном ложе.

Нам силы для терпения даны,

И благо, коль не чувствуем вины.

Но что такое тень? - спросить хочу я,

Хоть сам вопрос такой слыхал не раз,

И злобный свет, придав цену большую,

Не слишком ли вознес ее сейчас?

Но годы миновавшие такую

Открыли мудрость высшую для нас:

Бывало, тень мы называли сутью,

А нынче суть и та покрыта мутью.

Итак, друг другу руки мы пожмем,

Вперед, и пусть все будет, как бывало.

Печалиться не станем о былом,

Когда теснее наша дружба стала.

Мы к цели приближаемся вдвоем,

И злобный мир нас не страшит нимало.

А стихнут бури, в гавани с тобой,

Уснув, найдем мы сладостный покой.

Адельберт фон Шамиссо

Берлин, август 1834 г.

(Перевод И. Едина.)

После благополучного, хотя и очень для меня тягостного плавания корабль наш вошел наконец в гавань. Как только шлюпка доставила меня на берег, я забрал свои скудные пожитки и, протолкавшись сквозь суетливую толпу, направился к ближайшему, скромному с виду дому, на котором узрел вывеску гостиницы. Я спросил комнату. Слуга осмотрел меня с ног до головы и провел наверх, под крышу. Я приказал подать холодной воды и попросил толком объяснить, как найти господина Томаса Джона.

Сейчас же за Северными воротами первая вилла по правую руку, большой новый дом с колоннами, отделанный белым и красным мрамором.

Так. Было еще раннее утро. Я развязал свои пожитки, достал перелицованный черный сюртук, тщательно оделся во все, что у меня было лучшего, сунул в карман рекомендательное письмо и отправился к человеку, с помощью которого надеялся осуществить свои скромные мечты.

Пройдя длинную Северную улицу до конца, я сейчас же за воротами увидел белевшие сквозь листву колонны. «Значит, здесь!» - подумал я. Смахнул носовым платком пыль с башмаков, поправил галстук и, благословясь, дернул за звонок. Дверь распахнулась. В прихожей мне был учинен настоящий допрос. Швейцар все же приказал доложить о моем приходе, и я удостоился чести быть проведенным в парк, где господин Джон гулял в обществе друзей. Я сейчас же признал хозяина по дородству и сияющей самодовольством физиономии. Он принял меня очень хорошо - как богач нищего, даже повернул ко мне голову, правда, не отвернувшись от остального общества, и взял у меня из рук протянутое письмо.

Так, так, так! От брата! Давненько не было от него вестей. Значит, здоров? Вон там, - продолжал он, обращаясь к гостям и не дожидаясь ответа, и указал письмом на пригорок, - вон там я построю новое здание. - Он разорвал конверт, но не прервал разговора, который перешел на богатство. - У кого нет хотя бы миллионного состояния, - заметил он, - тот, простите меня за грубое слово, - голодранец!

Мотив утраты тени в сказке Шамиссо «Удивительные приключения Петера Шлемеля»

сказка тень андерсен шамиссо

Удивительная история Петера Шлемиля - роман, герой которого Петер Шлемиль, бедный человек, не устояв против соблазна, продает черту свою тень за волшебный кошелек, который никогда не оскудевает. Однако богатство не приносит ему счастья. Окружающие решительно не хотят иметь дело с человеком без тени. Шлемиль разрывает союз с чертом и выбрасывает кошелек. А счастье он находит в общении с природой, путешествуя по свету в найденных им семимильных сапогах. Рисуя трудную жизнь своего героя, благородного и честного человека, который оказывается изгнанным из среды чиновников, купцов и мещан, Шамиссо показывает глубокую ничтожность этой среды. Своеобразие произведения - в сочетании фантастического сюжета и реалистических зарисовок быта Германии начала XIX в.

Резко критическое отношение к власти денег, к их тлетворной силе лежит в основе широко известной повести-сказки Шамиссо «Удивительная история Петера Шлемиля», написанной в самый разгар немецкого освободительного движения. Широко используя фантастику, Шамиссо раскрывает существенные противоречия современного ему общества.

Героем повести является чудаковатый, неприспособленный к жизни парень, какими изобиловала немецкая романтическая литература. Он из числа тех «неудачливых людей», кто, по замечанию Шамиссо, «ломает палец, сунув его в жилетный карман», «падает навзничь и ухитряется при этом сломать себе переносицу». Петер Шлемиль отправляется с рекомендательным письмом к богачу Томасу Джону, который называет голодранцами всех, «у кого нет хотя бы полумиллионного состояния». Преуспевающий англичанин окружен толпой парадно разодетых господ и дам. Среди них Шлемиля поразил сухопарый и длинный, «похожий на нитку, выскользнувшую из иглы портного», «человек в сером фраке». Он обладает способностью творить чудеса. Из своего кармана по требованию публики он постепенно извлекает подзорную трубу, большой ковер, палатку, пару лошадей и т.п. Становится ясно, что загадочный гость господина Джона сам сатана, олицетворяющий в повести мистическую природу и чудодейственную силу денег. Как и все немецкие романтики, Шамиссо пишет о сверхъестественном, бесовском происхождении богатства. Буржуазный порядок для него - плод ненормального развития. Однако в отличие от других писателей-романтиков Шамиссо, вводя в повествование фантастические мотивы, не порывает с жизнью, изображает ее достаточно широко. Фантастика в его творчестве выступает не столько как элемент миропонимания, сколько как стилевой прием, дающий возможность в условной романтической форме раскрыть реальные противоречия эпохи, в частности губительную власть золота. Характерно, что «человек в сером», воплощающий его природу и его могущество, обслуживает привилегированное общество, и тут (Шамиссо много раз подчеркивает это обстоятельство) никто не обращает внимания на его чудеса. В состоятельных кругах привыкли к фантастической силе денег. Она поражает внимание только бедняка Шлемиля, носящего перелицованный костюм и обитающего в комнате гостиницы под самой крышей. Возможность обогащения вскружила ему голову, «перед глазами засверкало золото», и он решает за кошелек Фортуната, который никогда не иссякает, уступить бесу-искусителю свою тень. В дальнейшем действие переключается в морально-психологический план. В повести ставится вопрос, способно ли богатство, особенно купленное такой дорогой ценой, дать счастье человеку? Шамиссо дает на это отрицательный ответ. Трагические переживания Шлемиля начались сразу же после заключения сделки. Первыми отсутствие у Шлемиля тени заметили люди неимущие - незнакомая старуха, будочник, сердобольные кумушки - и посочувствовали ему. Состоятельные бюргеры, напротив, злорадствуют по поводу неполноценности Шлемиля. Все это заставляет думать, что, продав тень, герой повести лишился каких-то очень важных человеческих качеств, ценных в социальном отношении. Внимательное прочтение произведения заставляет сделать вывод, что тень Шлемиля ассоциируется с достоинством человека. Это такое свойство личности, которое дает ей возможность появляться открыто на солнце, т. е. быть предметом всеобщего обозрения. И напротив, утрата тени невольно загоняет пострадавшего во мрак, ибо ему стыдно появляться в обществе. Обладателями хорошей тени в повести оказываются, как правило, люди честные, не развращенные моралью торгашеского мира. Таков, прежде всего сам Шлемиль. До знакомства с «человеком в сером» он обладал «поразительно красивой тенью», которую отбрасывал от себя, «сам того не замечая». Последние слова особенно примечательны. Подлинным человеческим достоинством, по мысли Шамиссо, обладают люди скромные, с чистой совестью. И характерно, что на отсутствие тени у Шлемиля особенно остро реагируют бедняки, юные девушки, дети - те, кто наиболее чувствителен к вопросам морального характера.

При такой расшифровке сущности тени становится понятен интерес к ней «человека в сером», олицетворяющего фантастическую природу и общественное могущество богатства. Богачи, наживающие состояния путем грязных махинаций, имеют нужду в хорошей тени, т.е. им необходимо прикрыться человеческим достоинством, чтобы незаметна была их торгашеская сущность. Поэтому в повести они также отбрасывают тень, которая, однако, не отражает, а, наоборот, скрывает их подлинное содержание. У них тень не своя, а купленная за золото, она позволяет им поддерживать репутацию честных людей.

В повести Шамиссо изображена трагедия человека, продавшего за богатство свое человеческое достоинство. Шлемиль быстро убеждается в ошибочности сделанного им шага. Рушится его любовь к Фанни, от него уходит Минна. Богатство, купленное ценой утраты человеческого достоинства, приносит ему одни несчастья. Шамиссо, как и другие романтики, утверждает своим произведением превосходство «духа» над «материей», внутренних, духовных ценностей над внешним положением человека.

Шлемиль находит в себе силы порвать ненавистный ему договор с сатаной. Он решительно отклоняет новую сделку, по которой «человек в сером» обещает вернуть тень в обмен на душу. В случае заключения договора Шлемиль стал бы похож на Томаса Джона, который, целиком продавшись дьяволу, утратил все человеческие черты. Лишившись духовного начала, англичанин-делец стал похож на покойника. Его полная зависимость от «человека в сером» подчеркивается тем, что он живет в его кармане.

Томасу Джону, всем, продавшимся дьяволу, в повести противостоят духовно богатые, честные люди. Это - невеста Шлемиля Минна, его слуга Бендель. Узнав о несчастье Шлемиля, Бендель не покидает его. Его поступками движут соображения гуманного порядка.

Шлемиль находит в себе силы отказаться от богатства. Но за совершенную ошибку он несет тяжкое наказание: лишается человеческого достоинства и тем самым утрачивает право на уважение людей. Случайно купив на ярмарке семимильные сапоги, Шлемиль получает возможность обойти весь мир. Все свое время он посвящает изучению природы. В служении науке Шлемиль видит единственную цель в жизни. Выход, который указывает Шамиссо из противоречий действительности, не свидетельствует об активной революционной позиции писателя. Его идеал связан с бегством от общества, а не с попытками действенного преодоления его противоречий.

Романтический протест против буржуазного стяжательства ярко выражен Шамиссо в сказке-новелле «Удивительная история Петера Шлемиля» (1814), которая принесла автору широкую известность. В жанровом отношении она близка таким сказкам Гофмана, как «Золотой горшок», «Крошка Цахес»; это - сказка о роковой силе золота. Черту, выступающему здесь в традиционной роли соблазнителя и совратителя именно с помощью золота, Шамиссо придает прозаический и будничный облик. Черт в «Шлемиле» - молчаливый господин в летах, одетый в старомодный серый шелковый редингот, - похож на провинциального ростовщика.

Существует много толкований главного сюжетного хода: утраты героем своей тени. Некоторые современники отождествляли героя с автором, а тень - с родиной. Т. Манну в этой «фантастической повести», как он определяет ее жанр, тень представлялась «символом всего солидного, символом прочного положения в обществе и принадлежности к последнему». Но вернее всего предположить, что Шамиссо не отождествлял тень с каким-либо конкретным понятием. Как романтик, он лишь ставил вопрос о том, что ради золота, обогащения человек не должен жертвовать ни малейшей частью своего существа, даже таким, казалось бы, незначительным свойством, как способность отбрасывать тень.

Оборвав романтический сюжет о сделке человека с дьяволом, Шамиссо завершает сказку апофеозом научного познания мира. В отличие от романтического восприятия природы (Новалис, Шеллинг), в финале сказки Шамиссо природа изображается во всей реальности ее материального существования - как объект наблюдения и изучения. Этот финал как бы предвосхищает будущую ученую карьеру писателя, ставшего директором ботанического сада в Берлине, но и намечает путь художественного развития Шамиссо-поэта - от романтизма к реализму.

Адельберт фон Шамиссо (1781–1838) - немецкий писатель и ученый-натуралист, по происхождению французский дворянин, отец которого вместе со всей семьей эмигрировал в Германию во время революции, лишившей его всего имущества.

Наиболее известное художественное произведение Шамиссо, увидевшее свет в 1813 году, - повесть "Удивительная история Петера Шлемиля". В рассказе о человеке, потерявшем свою тень, Шамиссо вскрывает психологическую ситуацию своего современника, искушаемого богатством, опасность утраты личности. Герою Шамиссо придал некоторые автобиографические черты. Однако глубокий философский смысл этой символической повести выводит ее за пределы иронически переосмысленной автобиографии.

Шамиссо Адельберт
Удивительная история Петера Шлемиля

Юлиусу Эдуарду Гитцингу от Адельберта фон Шамиссо

Ты, Эдуард, не забываешь никого; ты, конечно, еще помнишь некоего Петера Шлемиля, которого в прежние годы не раз встречал у меня, - такой долговязый малый, слывший растяпой, потому что был неповоротлив, и лентяем, потому что был нерасторопен. Мне он нравился. Ты, конечно, не забыл, как однажды в наш "зеленый" период он, увильнул от бывших у нас в ходу стихотворных опытов: я взял его с собой на очередное поэтическое чаепитие, а он заснул, не дождавшись чтения, пока сонеты еще только сочинялись. Мне вспоминается также, как ты сострил на его счет. Ты уже раньше видел его, не знаю где и когда, в старой черной венгерке, в которой он был и на этот раз. И ты сказал:

"Этот малый мог бы почесть себя счастливцем, будь его душа хоть наполовину такой же бессмертной, как его куртка". Вот ведь какого неважного мнения все вы были о нем. Мне же он нравился.

От этого-то самого Шлемиля, которого я потерял из виду много лет назад, и досталась мне тетрадь, кою я доверяю теперь тебе. Лишь тебе, Эдуард, моему второму "я", от которого у меня нет секретов. Доверяю я ее лишь тебе и, само собой разумеется, нашему Фуке, также занявшему прочное место в моем сердце, но ему только как другу, не как поэту. Вы поймете, сколь неприятно мне было бы, если бы исповедь честного человека, положившегося на мою дружбу и порядочность, была высмеяна в литературном произведении и даже если бы вообще отнеслись без должного благоговения, как к неостроумной шутке, к тому, с чем нельзя и не должно шутить. Правда, надо сознаться, мне жаль, что эта история, вышедшая из-под пера доброго малого Шлемиля, звучит нелепо, что она не передана со всею силою заключенного в ней комизма умелым мастером. Что бы сделал из нее Жан-Поль! Кроме всего прочего, любезный друг, в ней, возможно, упоминаются и ныне здравствующие люди; это тоже надо принять во внимание.

Еще несколько слов о том, как попали ко мне эти листки. Я получил их вчера рано утром, только-только проснувшись, - странного вида человек с длинной седой бородой, одетый в изношенную черную венгерку, с ботанизиркой через плечо и, несмотря на сырую дождливую погоду, в туфлях поверх сапог, справился обо мне и оставил эту тетрадь. Он сказал, что прибыл из Берлина.

Аделъберт фон Шамиссо

Кунерсдорф,

Р. S. Прилагаю набросок, сделанный искусником Леопольдом, который как раз стоял у окна и был поражен необычайным явлением. Узнав, что я дорожу рисунком, он охотно подарил его мне.

Моему старому другу Петеру Шлемилю

Твоя давно забытая тетрадь
Случайно в руки мне попала снова.
Я вспомнил дни минувшие опять,
Когда нас мир в ученье брал сурово.
Я стар и сед, мне нужды нет скрывать
От друга юности простое слово:
Я друг твой прежний перед целым светом,
Наперекор насмешкам и наветам.

Мой бедный друг, со мной тогда лукавый
Не так играл, как он играл с тобой.
И я в те дни искал напрасно славы,
Парил без пользы в выси голубой.
Но сатана похвастаться не вправе,
Что тень мою купил он той порой.
Со мною тень, мне данная с рожденья,
Я всюду и всегда с моею тенью.

И хоть я не был виноват ни в чем,
Да и лицом с тобою мы не схожи,
"Где тень твоя?" - кричали мне кругом,
Смеясь и корча шутовские рожи.
Я тень показывал. Что толку в том?
Они б смеялись и на смертном ложе.
Нам силы для терпения даны,
И благо, коль не чувствуем вины.

Но что такое тень? - спросить хочу я,
Хоть сам вопрос такой слыхал не раз,
И злобный свет, придав цену большую,
Не слишком ли вознес ее сейчас?
Но годы миновавшие такую
Открыли мудрость высшую для нас:
Бывало, тень мы называли сутью,
А нынче суть и та покрыта мутью.

Итак, друг другу руки мы пожмем,
Вперед, и пусть все будет, как бывало.
Печалиться не станем о былом,
Когда теснее наша дружба стала.
Мы к цели приближаемся вдвоем,
И злобный мир нас не страшит нимало.
А стихнут бури, в гавани с тобой,
Уснув, найдем мы сладостный покой.

Адельберт фон Шамиссо
Берлин, август 1834 г.

(Перевод И. Едина.)

1

После благополучного, хотя и очень для меня тягостного плавания корабль наш вошел наконец в гавань. Как только шлюпка доставила меня на берег, я забрал свои скудные пожитки и, протолкавшись сквозь суетливую толпу, направился к ближайшему, скромному с виду дому, на котором узрел вывеску гостиницы. Я спросил комнату. Слуга осмотрел меня с ног до головы и провел наверх, под крышу. Я приказал подать холодной воды и попросил толком объяснить, как найти господина Томаса Джона.

Сейчас же за Северными воротами первая вилла по правую руку, большой новый дом с колоннами, отделанный белым и красным мрамором.

Так. Было еще раннее утро. Я развязал свои пожитки, достал перелицованный черный сюртук, тщательно оделся во все, что у меня было лучшего, сунул в карман рекомендательное письмо и отправился к человеку, с помощью которого надеялся осуществить свои скромные мечты.

Пройдя длинную Северную улицу до конца, я сейчас же за воротами увидел белевшие сквозь листву колонны. "Значит, здесь!" - подумал я. Смахнул носовым платком пыль с башмаков, поправил галстук и, благословясь, дернул за звонок. Дверь распахнулась. В прихожей мне был учинен настоящий допрос. Швейцар все же приказал доложить о моем приходе, и я удостоился чести быть проведенным в парк, где господин Джон гулял в обществе друзей. Я сейчас же признал хозяина по дородству и сияющей самодовольством физиономии. Он принял меня очень хорошо - как богач нищего, даже повернул ко мне голову, правда, не отвернувшись от остального общества, и взял у меня из рук протянутое письмо.

Так, так, так! От брата! Давненько не было от него вестей. Значит, здоров? Вон там, - продолжал он, обращаясь к гостям и не дожидаясь ответа, и указал письмом на пригорок, - вон там я построю новое здание. - Он разорвал конверт, но не прервал разговора, который перешел на богатство. - У кого нет хотя бы миллионного состояния, - заметил он, - тот, простите меня за грубое слово, - голодранец!

Ах, как это верно! - воскликнул я с самым искренним чувством.

Должно быть, мои слова пришлись ему по вкусу. Он улыбнулся и сказал:

Не уходите, голубчик, может статься, я найду потом время и потолкую с вами насчет вот этого.

Он указал на письмо, которое тут же сунул в карман, а затем снова занялся гостями. Хозяин предложил руку приятной молодой особе, другие господа любезничали с другими красотками, каждый нашел себе даму по вкусу, и все общество направилось к поросшему розами пригорку.