В и суриков портрет дочери художника картины. Портрет Ольги Васильевны Cуриковой (в замужестве Кончаловской)

Большая семья. Верхний ряд слева направо: Екатерина Семенова (дочь Натальи Петровны Кончаловской от первого брака), Наталья Петровна Кончаловская (дочь художника), сын Михаила Петровича Кончаловского от первого брака Алексей, Эсперанса (жена Михаила Петровича Кончаловского), Михаил Петрович Кончаловский (сын художника), Андрон Кончаловский. Нижний ряд слева направо: Маргот (дочь Михаила Петровича от второго брака), Ольга Васильевна Кончаловская (жена художника), Петр Петрович Кончаловский, Лаврентий (сын Михаила Петровича от второго брака), Никита Михалков, Сергей Владимирович Михалков.

Захотелось узнать,как сложилась судьба дочери Сурикова Ольги,которую мы видели на портрете.

Среди множества работ художника Петра Кончаловского есть знаменитый «Автопортрет с женой». Два смеющихся человека на полотне держат в руках бокалы с вином. Тост за счастливую семейную жизнь остаётся за кадром.

Но каждая деталь в картине говорит о том, что два любящих сердца бьются в унисон и слова «я» для них нет. А есть слово «мы».

Впервые они увидели друг друга, когда Пете было 16 лет, а Оле – 14. Он приходил в мастерскую отца Оли – художника Василия Сурикова – брать уроки. Но серьёзную барышню тогда больше интересовали собственные занятия в гимназии. Так что в ту мимолётную встречу подростков даже не представили друг другу. Настоящее знакомство случилось спустя десять лет. И вот это уже была любовь, пусть со второго взгляда. Через три недели Пётр и Оля поняли, что жить друг без друга не могут.

Василий Суриков писал по этому поводу брату: “Нужно тебе сообщить весть очень радостную и неожиданную: Оля выходит замуж за молодого художника из хорошей дворянской семьи, Петра Петровича Кончаловского. Он православный и верующий человек”. Вскоре у супругов родилась дочь Наташа.
А через три года сын Миша. Знакомые художники удивлялись: дети нисколько не помешали работе Кончаловского. Он творил без конца, и без конца возился с наследниками: пел им колыбельные, делился красками, учил рисовать, выхаживал во время болезней

В детях Кончаловские души не чаяли, и тем не менее в доме всё было подчинено профессии отца, а дисциплина установилась железная. Капризов на тему «не хочу, не буду» сын и дочь не знали. Зато отлично усвоили понятие «надо». Учёба, уроки музыки и французского – таким было каждодневное расписание Кончаловских-младших.

На этюды за границу Пётр всегда уезжал только вместе с семьёй. Поездки возникали стихийно. За утренним кофе Пётр спрашивал жену: «Лёлечка, а не поехать ли нам поучиться у мастеров в Париж?». «Конечно, Дадочка! Сейчас соберусь!» – отвечала Ольга, уверенная, что все решения мужа – правильные. К вечеру семья уже садилась в поезд.

В Париже стараниями Ольги всё устраивалось мгновенно: снималось жильё, Пётр работал, Наташа ходила на учёбу, Ольга занималась хозяйством, гуляла с Мишей, всегда отлично выглядела и позировала мужу. Его работы она часто критиковала, но вкусу Лёлечки Пётр доверял бесконечно. Стоило ей только сказать, глядя на картину: «Ох, не то, Дадочка!», как полотно уничтожалось. О потраченном времени и вдохновении Кончаловский в такие моменты не жалел.

Когда началась Первая мировая война Пётр уехал на фронт. Проводив мужа, Ольга вернулась с вокзала и рыдала на весь дом, а потом три года писала супругу подробнейшие письма о жизни семьи. Дети дополняли их своими новостями, а Наташа ещё и стихами, сочинёнными специально для папочки. Эти письма артиллерист Кончаловский все три года войны носил на груди.

Во время революционного лихолетья семья сплотилась ещё больше. Кончаловские отказались от эмиграции, лишились квартиры, мёрзли и голодали, но Ольга продолжала заниматься с детьми иностранными языками, а Пётр по-прежнему стоял у мольберта, прекрасно зная, что его пейзажи никому сейчас не нужны. Дети, глядя на родителей верили: ничего на свете не страшно, если существует такая любовь, как у их папы с мамой.

В начале тридцатых годов Кончаловские, мечтавшие о родовом гнезде, купили в Буграх, что недалеко от Москвы, дом с мезонином. Дворянская семейная традиция – проводить лето на природе – не должна была прерываться ни при какой власти. Кончаловские своим руками привели дом в порядок. Пётр Петрович оказался замечательным садовником – сирень, розы, пионы и яблони росли у него прекрасно. Лёлечка хлопотала у плиты, Дадочка рисовал, аромат пирогов смешивался с запахом красок и все были счастливы. Когда появились внуки, их воспитывали, так же как детей: в любви и дисциплине. По воскресеньям всей семьёй ходили в церковь. И ничего не боялись, словно были уверены в невидимой, но мощной защите.

Не умеющий лукавить Кончаловский отказался рисовать портрет Сталина, не подписал пасквиль на своего друга Мейерхольда и упорно продолжал работать только над тем, что было интересно ему. Когда же началась травля, Пётр Петрович и Ольга Васильевна сохраняли олимпийское спокойствие. На одном из приёмов, когда к опальному художнику и его жене, боялись даже подойти поздороваться, кто-то посоветовал Ольге Васильевне плюнуть на недоброжелателей. Она же, стоя в вишнёвом бархатном платье с горностаем на плечах царственно ответила: «На всех плевать - слюней не хватит!».

Со стороны их жизнь выглядела на редкость удачливо. Кончаловские не бросали вызов судьбе, ни с кем не конфликтовали. Они просто сумели сохранить свой мир, свои привычки и традиции. И даже на склоне лет по-прежнему ласково называли друг друга Дадочка и

Портрет дочери художника, в детстве. Картина, портрет маленькой девочки, фото - Картина, рисунки,

Магические сны Василия Сурикова

"Когда ставилась точка, когда накрепко запертые двери суриковской студии раскрывались, и картина, несколько лет таимая, делалась общим достоянием, - оказывалось, что из рук этого сторонящегося, особого человека вышло произведение такой невероятной общезначительности, простоты и доступности, такой собирательной народной души, что даже хотелось снять имя автора и сказать, что это безымянное, национальное, всерусское создание, как хочется сказать, что безымянная собирательная всерусская рука писала Войну и Мир". Его долго ценили за идейно-передвижническую правду. Теперь мы знаем: ценное в нем - глубокая правда мистической поэзии. Несмотря на грубость формы, картины Сурикова - магические сны. Такого дара сновидца я не знаю ни в ком из наших художников. Может быть, этим и объясняются его недостатки - ограниченностью вкуса и сознательного умения в сравнении с надсознательною прозорливостью. Уайльд сказал о Браунинге - он заикается тысячью ртов. О Сурикове хочется сказать: он вдохновенно-косноязычен. В его творчестве - повелительная убежденность галлюцината. Он действительно видит прошлое, варварское, кровавое, жуткое прошлое России и рассказывает свои видения так выпукло-ярко, словно не знает различия между сном и явью. Эти видения-картины фантастическим реализмом деталей и цельностью обобщающего настроения вызывают чувство, похожее на испуг. Мы смотрим на них, подчиняясь внушениям художника, и бред его кажется вещим. Правда исторической панорамы становится откровением. В трагизме воскрешенной эпохи раскрывается загадочная, трагичная глубина народной души...

"Значение Сурикова если и громадно для всего русского художества в целом, то не отдельно для кого-либо из художников. Учеников и последователей он не имел, да и не мог иметь, так как то очень нужное, чему можно было выучиться из его картин, не укладывалось в какие-либо рамки и теории. Его картины действовали непосредственно на всех, но ни на кого в отдельности... Суриков не имел и не мог иметь последователей, как не имели их Рембрандт, Веласкес, Вермеер, Левитан, Врубель и другие великие мастера."

Василий Суриков, сайт 1848-2014. Все права защищены. Пишите письма: mail (собака) сайт
Копирование или использование материалов - только с письменного разрешения Василия Сурикова

Единственная любовь Василия Сурикова

Великий русский художник Василий Иванович Суриков родился в Красноярске 12 января 1848 года в семье канцелярского служащего, выходца из старинного казачьего рода. Первые уроки рисования мальчик получил у своего школьного учителя. В 1868-м отправился в Петербург, где поступил в Академию художеств. По её окончанию жил в Москве. Постоянно приезжал в Сибирь, бывал на Дону, Волге, в Крыму. В 1880–1890 годы посетил Францию, Италию и ряд других стран Европы. Особое влияние на его становление как художника оказали мастера венецианского и испанского Возрождения и барокко, в особенности Веронезе и Веласкес.

Когда они встретились, ей было двадцать, а ему - тридцать. Вместе им было суждено прожить недолго, всего десять лет, но их история - одна из самых замечательных. Это история счастливой любви и трагической судьбы. Суриков первый раз увидел свою будущую супругу Елизавету Августовну Шарэ во время утренней мессы в католической церкви Святой Екатерины, в Петербурге. Как оказалось, они оба очень любили музыку Баха. Молодые люди каждое воскресенье приходили на Невский проспект, чтобы услышать хоралы знаменитого композитора. После череды таких встреч состоялось знакомство.
Вскоре Сурикову пришлось уехать - он получил заказ на роспись храма Христа Спасителя в Москве. Это был 1877 год. Все лето Суриков выкраивал время на поездки в Петербург, чтобы увидеть запавшую ему в сердце красавицу, а в декабре попросил руки Лизы. Невеста, хоть и родилась в России, по воспитанию своему была настоящей парижанкой. Ее отец„француз Август Шарэ, встретил русскую девушку в Париже и женился на ней. Через какое-то время семья пере­бралась в Петербург, где у них появились пятеро детей. Обычаи и порядки в семье сохранились французскими, и дочки выделялись среди сверстниц особым парижским шиком, хотя семья и не была особенно богатой.
Суриков скрыл от своих родных радостную новость о венчании.
Сделать ему это было нелегко. Причина такого странного пове­дения Сурикова была простая: он был счастлив, но переживал, как отнесется к его выбору мать, женщина очень суровая, сибирская казачка. Уж для нее невестка-«француженка» была бы сюрпризом не особенно приятным. Для своего любимого Васеньки ей наверняка хотелось бы найти невесту простую, понятную.

Портрет Елизаветы Августовны Суриковой, жены художника.

Молодожены переехали в Москву, где жили очень дружно. Оба любили музыку, литературу, вместе им не было скучно, и в первые годы жизнь их протекала достаточно уединенно. Василий был действительно счастлив - рядом с ним та, которая понимала его, прощала полную погруженность в работу. У счастливой пары родились две девочки - Ольга и, через два года, Елена. Они никогда не разлучались, даже когда девочки были совсем маленькие, путешествовали все вместе. Суриков шутил, что «все мое - всегда со мной». Одно лишь омрачало иногда счастье семьи: у Елизаветы был врождённый порок сердца.

Портрет Ольги Суриковой (в замужестве Кончаловской), дочери художника, в детстве. 1888

Окрыленный Суриков работал не покладая рук. Были написаны «Утро стрелецкой казни» и «Боярыня Морозова», пришло признание и финансовая независимость. Суриков любовался своей женой, с удовольствием рисовал ее. Она была натурщицей для одной из самых трагических фигур в русской живописи - старшей дочери Меншикова, Марии.

"Меншиков в Березове" (1883).

Свою картину «Меншиков в Березове» Суриков писал долго. Нужны были лица, которые выражали бы весь трагизм судьбы семьи, бывшей когда-то самой могущественной в России и оказавшейся в ссылке на краю земли, в Сибири. Мария, бывшая царская невеста, умерла в возрасте 18 лет в ссылке. Вот ее и рисовал Василий Иванович Суриков со своей жены. Но оба они и предположить не могли, что в каком-то мистическом смысле судьба Марии, не вынесшей жизни в Сибири, отзовется и в судьбе Елизаветы.

Старшая дочь Меншикова. 1882

Однажды Суриковы после почти годичного путешествия по Европе отправляются в Сибирь. Сырость водных сибирских путешествий, тряска по разбитым дорогам… Все это было тяжелым испытанием для хрупкого здоровья Лизы. На обратном пути она тяжело заболела. Сибирь, которая так радовала Сурикова, оказалась для нее губительной. Во время болезни жены он не отходил от нее, не доверял ее никому. Сам справлялся со всеми предписаниями врачей. Но весной Елизавета умерла.
Суриков никогда больше не женился, жил он только для своих девочек и для искусства.

Василий Иванович Суриков с дочерьми Ольгой(справа) и Еленой и братом, Александром, перед отъездом в Сибирь. Лето 1889 года.

В дальнейшем Ольга Сурикова выйдет замуж за художника Петра Кончаловского и у них родится дочь Наталья, мать Андрея Кончаловского и Никиты Михалкова. О Наталье Кончаловской и о её жизни пойдёт речь в следующем посте.

Василий Иванович Суриков с внуками - Наташей и Мишей Кончаловскими.

P.S. Очень бы хотелось побольше фотографий, но в интернете их почти что нет.

Обновлено 01/07/13 15:27 :

В.И. Суриков с женой

Портрет Елены Суриковой, дочери художника, 1906 г.

Суриков никогда не писал заказных портретов. Моделями ему служили чаще всего его родные или близкие. На этом портрете изображена старшая дочь художника - Ольга. Портрет создавался зимой 1887-1888 годов в Москве, в доме Кузьмина на Смоленском бульваре, где в это время жила семья Суриковых.

В письмах Сурикова сохранилось упоминание о работе над этим произведением:
«Пишу я дома Олин портрет в красном платье, в котором она была в Красноярске» (Письмо П.Ф. и А.И. Суриковым от 9 сентября 1887 года // Письма. Воспоминания о художнике. – Л., 1977. С. 75.).

Крепкая, живая десятилетняя девочка, по-детски неуклюжая, стоит у белой печки. Ее прямой и открытый взгляд смотрит прямо на зрителя. Вся фигура дочери схвачена художником весьма характерно. Как всегда, в суриковских портретах нет попыток придать модели нарочитую красивость.

По семейным воспоминаниям, портрет писался при следующих обстоятельствах. «Василий Иванович вдруг ясно представил себе Олю возле печки. Он тихо встал, приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Оля стояла в красном платье горошками на фоне ярко-белого кафеля, прижав к нему, теплому, две своих пухлых ладони. Круглое лицо ее было освещено приветливой и веселой уверенностью... Прошел месяц. В столовой появился мольберт с холстом, на котором в рост стояла Оля возле печки... Оля была терпелива - умела позировать. И часто вся семья вместе проводила утро в столовой, чтобы Оле не скучно было стоять... Дивный портрет

В картине чувствуется атмосфера семейного уюта и покоя. Портрет дочери завершает самый счастливый в личном и творческом отношении период в жизни Сурикова. В феврале 1887 года на 15-й Передвижной выставке он экспонировал «Боярыню Морозову». Картина принесла ему всеобщее признание и славу первого русского живописца в историческом жанре. Но в конце 1888 года тяжело заболевает и умирает жена художника. Начинается длинная полоса депрессии и кризиса. Он надолго уедет в Красноярск, где возродится к творчеству в работе над «Взятием снежного городка».

А дочери художника Ольге Васильевне (1878-1958) предстоит большая и интересная жизнь. Она станет женой знаменитого живописца Петра Кончаловского. Их дочь и внучка Сурикова - Наталья - выйдет замуж за Сергея Михалкова, известного баснописца, драматурга, автора двух гимнов: Советского Союза и Российской Федерации. В этом браке родятся два сына - известные кинорежиссеры Никита Михалков и Андрей Михалков-Кончаловский, правнуки великого художника.(http://artclassic.edu.ru/)

Ей вскоре горе предстоит –
Она останется без мамы.
Отец ее боготворит,
Но жизнь вмешается упрямо.

Ей много в жизни предстоит –
Болезни, голод, холод, войны.
Пока же девочка глядит
На мир доверчиво, спокойно.

Она пока что под крылом
Отца, родительского дома,
Но вскоре все пойдет на слом
И ей не избежать разлома.

Но все она перенесет
И род продолжится ее,
С годами девочка войдет
В культуры русской бытие.

И в двадцать первый век шагнут
Ее далекие потомки,
И свет культуры понесут
Сквозь лет не мерянных потемки.
(Саприцкий Э.Б.)

Суриков В.И. Портрет О.В. Суриковой, дочери художника, в детстве. 1888. Государственная Третьяковская галерея, г. Москва

Трогательный «Портрет О.В. Суриковой, дочери художника, в детстве» Суриков написал в 1888 году, тогда же с успехом показав его на 16-й передвижной выставке.

«Миловидное круглое личико, в обрамлении темных пышных волос, серьезно. Но это не характер, это отношение к труду отца - она позирует деловито и спокойно. Мягкость и добродушие таятся в углах твердо очерченного рта: вот-вот улыбнется весело и лукаво! Глаза, умные, пытливые, глядят из-под густой челки, а под ней угадывается чистый высокий лоб. В этом портрете так четко увиден и схвачен весь ее счастливый, мгновенно откликающийся на все, пылкий и веселый нрав.
Ножки ее в красных чулочках на фоне белого кафеля по-хозяйски устойчивы, и в том, как они расставлены, чувствуется ее уверенность и некоторая своенравность. Их контуры, мягкие, не очерченные твердой линией, в то же время дают ощущение крепких и плотных мышц под чулками. Детская, без талии, фигурка - в низко повязанном кушаке, и стоит девочка, слегка подавшись вперед. Круглый белый воротник оттеняет розовую матовость лица. И нет в этой девочке ни малейшего девчоночьего кокетства, хоть вся она пластична и грациозна - залог будущей женственности. Ладошка левой руки прижата к белому кафелю, и пальцы написаны так, что кажутся теплыми. Правой рукой Оля прижала к себе неизменную куклу Верочку, уставившуюся голубыми глазами куда-то в пространство. Белокурая шапка куклиных волос играет золотом на красном фоне, и пышное розовое платье и бархотка на шее выдают в ней парижанку.
Дивный портрет! В нем вся прелесть и живость девочки, вся чистота и гармония ее ума и души и вся любовь и восхищение отца и художника останутся жить навсегда». (Источник: Кончаловская Н. Дар бесценный: Романтическая быль./ Наталья Кончаловская. – Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1978. – 300с.)

Из книги Натальи Кончаловской «Дар бесценный» об истории создания портрета http://www.gennadij.pavlenko.name/ex-book?text=185

В соседней столовой молодая учительница-курсистка занималась с Олей грамматикой, готовя ее в первый класс гимназии.

Ну вот, какой на тебе воротник - красный? - спрашивала она Олю.

Нет… Не красный, а белый.

Василий Иванович вдруг представил себе дочь в белом воротнике поверх красного, белым горошком платья. Как оно мелькало, это платьице, в зарослях ивняка на Енисее, гасло в густой тени, а потом выпархивало на солнце и летело по песчаной отмели…

А как ты напишешь - «не» или «ни»?

Не красный.

Верно. А у меня какой воротник? Красный или белый?

А у вас… А у вас никакого - ни красного, ни белого!

А как ты напишешь это?..

Оля думает и потом твердо решает:

Молодец, правильно!

Василий Иванович слушает, улыбаясь: «Ишь ты, соображает головенок-то!»

А теперь встань и пойди туда, - говорит учительница. Слышно, как Оля отодвигает стул и торопливо шагает.

Так! Куда ты пошла?

К печке.

Какую букву поставишь в конце?

Пауза. Оля думает.

Букву «е» поставлю. Дательный здесь - кому, чему.

Хорошо! - радуется учительница. - А где ты стоишь?

Опять пауза.

Возле печки. «И» здесь будет, - торопится объяснить Оля, - потому что здесь родительный - кого, чего!..

Василий Иванович вдруг ясно представил себе Олю возле печки. Он тихо встал, приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Оля стояла в красном платье горошками на фоне ярко-белого кафеля, прижав к нему, теплому, две своих пухлых ладони. Круглое лицо ее было освещено приветливой и веселой уверенностью.

«Вот как написать бы ее нужно», - подумал Василий Иванович и закрыл дверь…

Прошел месяц. В столовой появился мольберт с холстом, на котором в рост стояла Оля возле печки. И как каждая новая картина, она заняла первое место в жизни семьи. Сначала портрет был в угле, потом начал закрашиваться. Оля была терпелива - умела позировать. И часто вся семья вместе проводила утро в столовой, чтоб Оле не скучно было стоять.

В большом мягком кресле сидела сильно исхудавшая Елизавета Августовна и занимала Олю чтением или разговором. После поездки в Сибирь здоровье ее настолько сразу ухудшилось, что ей нужно было постоянное наблюдение врача. Лечил ее профессор Черинов. Он заходил к Суриковым почти каждый день. А Василий Иванович так доверял ему и так постоянно нуждался в его советах, что даже решил написать с него портрет, чтоб он подольше бывал у них в доме. Портрет этот висел у Суриковых в гостиной, как бы охраняя хозяйку, когда Черинова не было.

Вести хозяйство Елизавета Августовна уже не могла, гулять с дочерьми тоже ей было не под силу, и Василий Иванович все делал сам, чувствуя себя виноватым в том, что потащил жену в Сибирь. Только теперь понял он, что поездка эта «съела» Лилю. Нельзя было ей неделями плыть по воде в осенних туманах, нельзя было с больным сердцем трястись по ухабам, нельзя было испытывать его в борьбе с крутой неприязнью мамы. Ах, мама, мама!.. Торгошинская повадка - или душу отдаст тебе, или твою душу вымотает!.. Всего этого нельзя было Лиле. Вот теперь и не узнать прежней, красивой, веселой, распорядительной хозяйки дома. Недаром Лиля с таким недоверием относилась к Сибири, словно чуяла, что принесет она ей погибель, как той самой княжне Марии Меншиковой, для которой она позировала.

И в это холодное декабрьское утро, укутав ноги пледом, сидела Елизавета Августовна в кресле. Под розовой фланелевой кофточкой обрисовались ее похудевшие узкие плечи, а из-под белого чепца глядело изнуренное болезнью лицо. Она всячески старалась поддержать в себе бодрость, ей, как никогда раньше, хотелось принимать участие в их общей жизни, хотелось помочь дочке позировать, развлекать ее беседой. Разложив ящик с красками на табурете, сидя на венском стуле, Василий Иванович писал Олин портрет. Для работы он надевал старый черный пиджак, весь заляпанный красками, старые серые брюки, тоже все в пятнах. В этой одежде он чувствовал себя свободным - он не терпел специальных «блуз» и халатов, в которых обычно работают художники. Тут же бегала со своей куклой семилетняя Лена. В передней позвонили. Оля насторожилась:

Это учительница… Анна Михайловна. Где будем заниматься?

Веди ее в детскую, я еще здесь попишу, - сказал отец.

Оля, топая ножками, помчалась открывать дверь, усадив куклу прямо на пол возле печки…

И вот они остаются втроем. Нет, все-таки не втроем. Оля смотрит на них с холста, словно и не выбегала из комнаты.