Нобелевская премия алексиевич за что. Шесть лауреатов нобелевской премии с белорусскими корнями

22:41 — REGNUM

Считается, что независимая от Запада политическая позиция Нобелевского комитета вне подозрений, как и жена Цезаря. Сомневающиеся в этом считают, что причина, по которой Запад наградил Светлану Алексиевич — антисоветская направленность и лживость её как бы документальных произведений. Во лжи, в кощунстве писательницу обвиняли участницы Великой Отечественной войны, ветераны войны в Афганистане и их близкие. Ложь во всём — даже в формулировке Нобелевского комитета «за многоголосое звучание её прозы и увековечивание страдания и мужества».

Светлана Алексиевич в числе прочих «перестроечных разоблачителей» несёт свою долю вины в дискредитации советского государства, в разрушении СССР и в кровавых событиях, сопровождавших развал или последовавших за ним. Не о том ли «мужестве», с которым Алексиевич и ей подобные обрекали миллионы наших соотечественников на вечные (вот оно «увековечивание») страдания в разгромленной перестроечниками стране, говорит формулировка награды?

Согласен, заслужила Алексиевич от Запада награду — бывает, дело житейское, на войне как на войне. Когда-то именно под таким предлогам «нобеля» за литературу и Пастернак получал, и Солженицын.

Да и сами западные СМИ не стали скрывать политическую причину этого награждения. На первой встрече с иностранными журналистами 10 октября с.г. в Берлине большинство вопросов Алексиевич были откровенно политическими. Например, почему в России считают, что премию ей дали за позицию против Путина…

Пришлось ещё раз перечитать её книгу «Цинковые мальчики». Первые, давние впечатления и оценки только усилились. Идеологическая диверсия против государства и одного из её институтов — армии, осуществлённая литературными средствами, антисоветский спецпроект наподобие «Архипелага ГУЛАГ». У Солженицына ложь по рецепту Геббельса — чем неправдоподобнее, тем сильнее действует. С этой целью Солженицын почти весь СССР в ГУЛАГ отправил. Алексиевич во лжи так просто не обвинить — у неё реальные интервью, но подобранные и изложенные так, чтобы на эмоциональном уровне вызывать гнев и возмущение преступной политикой Советского Союза в Афганистане.

Первый отрывок. Записано со слов медсестры.

«Вызвал главврач:

— Поедете в Афганистан?

— Поеду…

Мне надо было видеть, что другим хуже, чем мне. И я это увидела.

Война, нам говорили, справедливая, мы помогаем афганскому народу покончить с феодализмом и построить светлое социалистическое общество. О том, что наши ребята погибают, как-то умалчивалось, мы поняли так, что там много инфекционных заболеваний — малярия, брюшной тиф, гепатит. Восьмидесятый год… Начало… Прилетели в Кабул… Под госпиталь отдали английские конюшни. Ничего нет… Один шприц на всех… Офицеры выпьют спирт, обрабатываем раны бензином. Раны плохо заживают — мало кислорода. Помогало солнце. Яркое солнце убивает микробы. Первых раненых увидела в нижнем бельё и сапогах. Без пижам. Пижамы не скоро появились. Тапочки тоже. И одеяла…

Весь март тут же, возле палаток, сваливали отрезанные руки, ноги, остатки наших солдат, офицеров. Трупы лежали полуголые, с выколотыми глазами, с вырезанными звёздами на спинах и животах… Раньше в кино о гражданской войне такое видела. Цинковых гробов ещё не было. Ещё не заготовили.

Тут начали понемногу задумываться: кто же мы? Наши сомнения не понравились. Тапочек, пижам не было, а уже развешивали привезённые лозунги, призывы, плакаты. На фоне лозунгов — худые, печальные лица наших ребят. Они остались в моем сознании такими навсегда…

Два раза в неделю — политическая учёба. Нас учили все время: священный долг, граница должна быть на замке. Самая неприятная вещь в армии — доносительство: начальник приказывал доносить. По каждой мелочи. На каждого раненого, больного. Это называется: знать настроение… Армия должна быть здоровой… Положено было «стучать» на всех. Жалеть нельзя было. Но мы жалели, на жалости там все держалось…

Спасать, помогать, любить. За этим мы ехали. Проходит какое-то время, и я ловлю себя на мысли, что ненавижу. Ненавижу этот мягкий и лёгкий песок, обжигающий, как огонь. Ненавижу эти горы. Ненавижу эти низкорослые кишлаки, из которых в любой момент могут выстрелить. Ненавижу случайного афганца, несущего корзину с дынями или стоящего возле своего дома. Ещё неизвестно, где они были этой ночью. Убили знакомого офицера, недавно лечившегося в госпитале… Вырезали две палатки солдат… В другом месте была отравлена вода… Кто-то поднял красивую зажигалку, она разорвалась в руках… Это же все наши мальчики гибли… Свои мальчики… Надо это понять… Вы не видели обожжённого человека… Лица нет… Тела нет… Что-то сморщенное, покрытое жёлтой коркой — лимфатической жидкостью… Не крик, а рык из-под этой корки…

Там жили ненавистью, выживали ненавистью. А чувство вины? Оно пришло не там, а здесь, когда я уже со стороны посмотрела на это. За одного нашего убитого мы иногда убивали целый кишлак. Там мне это казалось справедливостью, здесь я ужаснулась, вспомнив маленькую девочку, лежавшую в пыли без рук, без ног… Как сломанная кукла… А мы ещё удивлялись, что они нас не любят. Они лежали в нашем госпитале… Даёшь женщине лекарство, а она не поднимает на тебя глаз. Она тебе никогда не улыбнётся. Это даже обижало. Там обижало, здесь — нет. Здесь ты уже нормальный человек, к тебе возвратились все чувства.

Профессия у меня хорошая — спасать, она меня и спасла. Оправдала. Мы там были нужны. Не всех спасли, кого могли спасти, — вот что самое страшное. Могла спасти — не было нужного лекарства. Могла спасти — поздно привезли (кто был в медротах? — плохо обученные солдаты, научившиеся только перевязывать). Могла спасти — не добудилась пьяного хирурга. Могла спасти… Мы не могли даже правду написать в похоронках. Они подрывались на минах… От человека часто оставалось полведра мяса… А мы писали: погиб в автомобильной катастрофе, упал в пропасть, пищевое отравление. Когда их уже стали тысячи, тогда нам разрешили сообщать правду родным. К трупам я привыкла. Но то, что это человек, наш, родной, маленький, с этим невозможно было смириться.

Привозят мальчика. Он открыл глаза, посмотрел на меня:

— Ну все… — И умер.

Трое суток его искали в горах. Нашли. Привезли. Он бредил: «Врача! Врача!» Увидел белый халат, подумал — спасён! А рана была несовместимая с жизнью. Я только там узнала, что это такое: ранение в черепную коробку… У каждого из нас в памяти своё кладбище…

Даже в смерти они не были равны. Почему-то тех, кто погиб в бою, жалели больше. Умерших в госпитале — меньше. А они так кричали, умирая… Помню, как умирал в реанимации майор. Военный советник. К нему пришла жена. Он умер у неё на глазах… И она начала страшно кричать… По-звериному… Хотелось закрыть все двери, чтобы никто не слышал… Потому что рядом умирали солдаты… Мальчики… И их некому было оплакивать… Умирали они одни. Она была лишняя среди нас…

— Мама! Мама!

— Я здесь, сынок, — говоришь, обманываешь. Мы стали их мамами, сёстрами. И всегда хотелось оправдать это доверие.

Привезут солдаты раненого. Сдадут и не уходят:

— Девочки, нам ничего не надо. Можно только посидеть у вас?

А здесь, дома, у них свои мамы, сестры. Жены. Здесь мы им не нужны. Там они нам доверяли то о себе, что в этой жизни никому не расскажешь. Ты украл у товарища конфеты и съел. Здесь это чепуха. А там — страшное разочарование в себе. Человек в тех обстоятельствах просвечивался. Если ты трус, то скоро становилось ясно — трус. Если это стукач, то сразу было видно — стукач. Если бабник, все знали — бабник. Не уверена, признается ли кто-либо здесь, а там не от одного слышала: убивать может понравиться, убивать — удовольствие. Знакомый прапорщик уезжал в Союз и не скрывал: «Как я жить теперь буду, мне же убивать хочется?» Говорили об этом спокойно. Мальчики — с восторгом! — как сожгли кишлак, растоптали все. Они же не сумасшедшие были все? Однажды в гости к нам пришёл офицер, он приехал из-под Кандагара. Вечером надо прощаться, а он закрылся в пустой комнате и застрелился. Говорили, что пьяный был, не знаю. Тяжело. Тяжело прожить каждый день. Мальчик на посту застрелился. Три часа на солнце. Мальчик домашний, не выдержал. Было много сумасшедших. Вначале они лежали в общих палатах, потом поместили их отдельно. Они стали убегать, их пугали решётки. Вместе со всеми им было легче. Одного очень запомнила:

— Садись… Я спою тебе дембельскую… — Поёт-поёт и заснёт.

Проснётся:

— Домой… Домой… К маме… Мне здесь жарко…

Все время просился домой.

Многие курили. Анашу, марихуану… Кто что достанет… Становишься сильным, свободным от всего. В первую очередь от своего тела. Как будто ты на цыпочках идёшь. Слышишь лёгкость в каждой клеточке. Чувствуешь каждый мускул. Хочется летать. Как будто летишь! Радость неудержимая. Все нравится. Смеёшься над всякой ерундой. Слышишь лучше, видишь лучше. Различаешь больше запахов, больше звуков… Страна любит своих героев!.. В этом состоянии легко убивать. Ты обезболился. Жалости нет. Легко умирать. Страх уходит. Такое чувство, что на тебе бронежилет, что ты бронированный…

Обкуривались и уходили в рейд… Я два раза попробовала. В обоих случаях — когда своих, человеческих сил не хватало… Работала в инфекционном отделении. Должно быть тридцать коек, а лежит триста человек. Брюшной тиф, малярия… Им выдавали кровати, одеяла, а они лежали на голых шинелях, на голой земле, в трусах. Наголо остриженные, а с них сыплются вши… Платяные… Головные… Такого количества вшей я никогда не увижу… Рядом в кишлаке афганцы ходили в наших больничных пижамах, с нашими одеялами на голове вместо чалмы. Да, наши мальчики все продавали. Я их не осуждаю, чаще не осуждаю. Они умирали за три рубля в месяц — наш солдат получал восемь чеков в месяц… Три рубля… Их кормили мясом с червями, ржавой рыбой… У нас у всех была цинга, у меня выпали все передние зубы. Они продавали одеяла и покупали анашу. Что-нибудь сладкое. Безделушки… Там такие яркие лавки, в этих лавках так много привлекательного. У нас ничего этого нет. И они продавали оружие, патроны… Чтобы самих себя убивать…

После всего там я другими глазами увидела свою страну.

Страшно было сюда возвращаться. Как-то странно. Будто с тебя сорвали всю кожу. Я все время плакала. Никого не могла видеть, кроме тех, кто там был. С ними бы проводила день и ночь. Разговоры других казались суетой, вздором каким-то. Полгода так длилось. А теперь сама в очереди за мясом ругаюсь. Стараешься жить нормальной жизнью, как жила «до». Но это не получается. Я стала равнодушной к себе, к своей жизни. Жизнь кончена, ничего дальше не будет. А у мужчин это приживание ещё мучительнее. Женщина может зацепиться за быт, за чувство, а они возвращаются, влюбляются, у них рождаются дети, а все равно — Афганистан для них выше всего. Мне самой хочется разобраться: почему так? Что же это было? Зачем это все было? Почему так это меня трогает? Там это загонялось вовнутрь, тут вылезло.

Их надо жалеть, жалеть всех, кто там был. Я — взрослый человек, мне было тридцать лет, и то какая ломка. А они — маленькие, они ничего не понимают. Их взяли из дому, дали в руки оружие и научили убивать. Им говорили, им обещали: идёте на святое дело. Родина вас не забудет. Теперь от них отводят глаза: стараются забыть эту войну. Все! И те, кто нас туда послал. Даже мы сами при встречах все реже говорим о войне. Эту войну никто не любит. Хотя я до сих пор плачу, когда играют афганский гимн. Полюбила всю афганскую музыку. Я её во сне слышу. Это как наркотик.

Недавно в автобусе встретила солдата. Мы его лечили. Он без правой руки остался. Я его хорошо помнила, тоже ленинградец.

— Может, тебе, Серёжа, чем-нибудь помочь надо?

А он зло:

— Да пошли вы все!

Я знаю, он меня найдёт, попросит прощения. А у него кто попросит? У всех, кто там был? Кого сломало? Не говорю о калеках. Как надо не любить гной народ, чтобы посылать его на такое. Я теперь не только любую войну, я мальчишеские драки ненавижу. И не говорите мне, что война эта кончилась. Летом дохнет горячей пылью, блеснёт кольцо стоячей воды, резкий запах сухих цветов… Как удар в висок… И это будет преследовать нас всю жизнь…»

Второй отрывок. Записано со слов рядового, гранатомётчика.

«Для людей на войне в смерти нет тайны. Убивать — это просто нажимать на спусковой крючок. Нас учили: остаётся живым тот, кто выстрелит первым. Таков закон войны. «Тут вы должны уметь две вещи — быстро ходить и метко стрелять. Думать буду я», — говорил командир. Мы стреляли, куда нам прикажут. Я был приучен стрелять туда, куда мне прикажут. Стрелял, не жалел никого. Мог убить ребёнка. Ведь с нами там воевали все: мужчины, женщины, старики, дети. Идёт колонна через кишлак. В первой машине глохнет мотор. Водитель выходит, поднимает капот… Пацан, лет десяти, ему ножом — в спину… Там, где сердце. Солдат лёг на двигатель… Из мальчишки решето сделали… Дай в тот миг команду, превратили бы кишлак в пыль… Каждый старался выжить. Думать было некогда. Нам же по восемнадцать — двадцать лет. К чужой смерти я привык, а собственной боялся. Видел, как от человека в одну секунду ничего не остаётся, словно его совсем не было. И в пустом гробу отправляли на родину парадную форму. Чужой земли насыпят, чтобы нужный вес был…

Хотелось жить… Никогда так не хотелось жить, как там. Вернёмся из боя, смеёмся. Я никогда так не смеялся, как там. Старые анекдоты шли у нас за первый сорт. Вот хотя бы этот.

Попал фарцовщик на войну. Первым делом выяснил, сколько чеков стоит один пленный «дух». В восемь чеков оценён. Через два дня стоит пыль возле гарнизона: ведёт он двести пленных. Друг просит: «Продай одного… Семь чеков дам». — «Что ты, дорого. Сам за девять купил».

Сто раз будет кто-нибудь рассказывать, сто раз будем смеяться. Хохотали до боли в животах из-за любого пустяка.

Лежит «дух» со словарём. Снайпер. Увидел три маленькие звёздочки — старший лейтенант — пятьдесят тысяч афгани. Щёлк! Одна большая звезда — майор — двести тысяч афгани. Щёлк! Две маленькие звёздочки — прапорщик. Щёлк. Ночью главарь расплачивается: за старшего лейтенанта — дать афгани, за майора — дать афгани. За… Что? Прапорщик? Ты же нашего кормильца убил. Кто сгущёнку, кто одеяла даёт? Повесить!

О деньгах говорили много. Больше, чем о смерти. Я ничего не привёз. Осколок, который из меня вытащили. И все. Брали фарфор, драгоценные камни, украшения, ковры… Кто на боевых, когда ходили в кишлаки… Кто покупал, менял… Рожок патронов за косметический набор — тушь, пудра, тени для любимой девушки. Патроны продавали варёные… Пуля варёная не вылетает, а выплёвывается из ствола. Убить ею нельзя. Ставили ведра или тазы, бросали патроны и кипятили два часа. Готово! Вечером несли на продажу. Бизнесом занимались командиры и солдаты, герои и трусы. В столовых исчезали ножи, миски, ложки, вилки. В казармах недосчитывались кружек, табуреток, молотков. Пропадали штыки от автоматов, зеркала с машин, запчасти, медали… В дуканах брали все, даже тот мусор, что вывозился из гарнизонного городка: консервные банки, старые газеты, ржавые гвозди, куски фанеры, целлофановые мешочки… Мусор продавался машинами. Вот такая это была война…

Нас зовут «афганцами». Чужое имя. Как знак. Метка. Мы не такие, как все. Другие. Какие? Я не знаю: кто я? Герой или дурак, на которого надо пальцем показывать. А может, преступник? Уже говорят, что это была политическая ошибка. Сегодня тихо говорят, завтра громче. А я там кровь оставил… Свою… И чужую… Нам давали ордена, которые мы не носим… Мы ещё будем их возвращать… Ордена, полученные честно на нечестной войне… Приглашают выступать в школе. А что рассказывать? О боевых действиях не будешь рассказывать. О том, как я до сих пор боюсь темноты, что-нибудь упадёт — вздрагиваю? Как брали пленных, но до полка не доводили? Их затаптывали. За все полтора года я не видел ни одного душмана живого, только мёртвых. О коллекциях засушенных человеческих ушей? Боевые трофеи… О кишлаках после артиллерийской обработки, похожих уже не на жильё, а на разрытое поле? Об этом, что ли, хотят услышать в наших школах? Нет, нам нужны герои. А я помню, как мы разрушали, убивали и — строили, раздавали подарки. Все это существовало так рядом, что разделить до сих пор не могу. Боюсь этих воспоминаний… Ухожу, убегаю от них… Не знаю ни одного человека, кто бы вернулся оттуда и не пил, не курил. Слабые сигареты меня не спасают, ищу «Охотничьи», которые мы там курили. Мы их называли «Смерть на болоте».

Не пишите только о нашем афганском братстве. Его нет. Я в него не верю. На войне нас объединил страх. Нас одинаково обманули, мы одинаково хотели жить и одинаково хотели домой. Здесь нас соединяет то, что у нас ничего нет. У нас одна проблема: пенсии, квартиры, хорошие лекарства, протезы, мебельные гарнитуры… Решим их, и наши клубы распадутся. Вот я достану, пропихну, протолкну, выгрызу себе квартиру, мебель, холодильник, стиральную машину, японский «видик» — и все! Сразу станет ясно, что мне в этом клубе больше делать нечего. Молодёжь к нам не потянулась. Мы непонятны ей. Вроде приравнены к участникам Великой Отечественной войны, но те Родину защищали, а мы? Мы, что ли, в роли немцев — так мне один парень сказал. А мы на них злы. Они тут музыку слушали, с девушками танцевали, книжки читали, пока мы там кашу сырую ели и подрывались на минах. Кто там со мной не был, не видел, не пережил, не испытал — тот мне никто.

Через десять лет, когда у нас вылезут наши гепатиты, контузии, малярии, от нас будут избавляться… На работе, дома… Нас перестанут сажать в президиумы. Мы всем будем в тягость… Зачем ваша книга? Для кого? Нам, кто оттуда вернулся, все равно не понравится. Разве расскажешь все, как было? Как убитые верблюды и убитые люди лежат в одной луже крови, их кровь перемешалась, А больше кому это нужно? Мы всем чужие. Все, что у меня осталось, — это мой дом, жена, ребёнок, которого она скоро родит. Несколько друзей оттуда. Больше я никому не поверю…»

Третий отрывок. Записан со слов рядового, водителя.

«Уже отдохнул от войны, отошёл — не передам все как было. Эту дрожь во всем теле, эту ярость… До армии закончил автотранспортный техникум, и меня назначили возить командира батальона. На службу не жаловался. Но стали у нас настойчиво говорить об ограниченном контингенте советских войск в Афганистане, ни один политчас не обходился без этой информации: наши войска надёжно охраняют границы Родины, оказывают помощь дружественному народу. Мы стали волноваться: могут на войну послать. Чтобы обойти солдатский страх, нас решили, как я теперь понимаю, обмануть. Вызывали к командиру части и спрашивали:

— Ребята, хотите работать на новеньких машинах?

— Да! Мечтаем.

— Но сначала вы должны поехать на целину и помочь убрать хлеб.

Все согласились.

В самолёте случайно услышали от лётчиков, что летим в Ташкент. У меня невольно возникли сомнения: на целину ли мы летим? Сели действительно в Ташкенте. Строем отвели в огороженное проволокой место недалеко от аэродрома. Сидим. Командиры ходят какие-то возбуждённые, шепчутся между собой. Подоспело время обеда, к нашей стоянке один за другим подтаскивают ящики с водкой.

— В колонну по два ста-а-ановись!

Построили и тут же объявили, что, мол, через несколько часов за нами прилетит самолёт — мы направляемся в Республику Афганистан выполнять свой воинский долг, присягу.

Что тут началось! Страх, паника превратили людей в животных — одних в тихих, других в разъярённых. Кто-то плакал от обиды, кто-то впал в оцепенение, в транс от невероятного, гнусного обмана, совершенного над нами. Вот для чего, оказывается, приготовили водку. Чтобы легче и проще с нами поладить. После водки, когда в голову ударил ещё и хмель, некоторые солдаты пытались убежать, бросались драться к офицерам. Но лагерь оцепили солдаты других частей, они стали теснить всех к самолёту. В самолёт нас грузили, как ящики, забрасывали в железное пустое брюхо.

Так мы оказались в Афганистане. Через день уже видели раненых, убитых. Услышали слова: «разведка», «бой», «операция». Мне кажется, со мной случился шок от всего происшедшего, я стал приходить в себя, осознавать ясно окружающее лишь через несколько месяцев.

Когда моя жена спросила: «Как муж попал в Афганистан?» — ей ответили: «Изъявил добровольное желание». Такие ответы получили все наши матери и жены. Если бы моя жизнь, моя кровь понадобились для большого дела, я сам сказал бы: «Запишите меня добровольцем!». Но меня дважды обманули: мне ещё не сказали правду, какая это война, — правду я узнал через восемь лет. Лежат в могилах мои друзья и не знают, что их обманули с этой подлой войной. Я иногда им даже завидую: они никогда об этом не узнают. И их больше уже не обманут…»

Иностранная поддержка как отягощающие обстоятельства. Разве не иностранной поддержкой являются многочисленные иностранные премии Алексиевич?

Премия имени Курта Тухольского Шведского ПЕН-клуба (1996) — «За мужество и достоинство в литературе».

Лейпцигская книжная премия за вклад в европейское взаимопонимание (1998).

Премия Гердера (1999).

Премия Ремарка (2001).

Национальная премия критики (США, 2006).

Премия Центральноевропейской литературной премии Ангелус (2011) за книгу «У войны не женское лицо».

Премия имени Рышарда Капущинского за книгу «Время секонд хэнд» (Польша, 2011).

Премия мира немецких книготорговцев (2013).

Премия Медичи за эссеистику (2013, Франция) — за книгу «Время секонд хэнд».

Офицерский крест ордена Искусств и литературы (Франция, 2014).

Обличительный антисоветский литературный жанр — изобретение не Алексиевич, не она первопроходец в этом деле. Были учителя (своими наставниками она называет Адамовича с Быковым), но были и высокие покровители.

Призыв к творческой интеллигенции начать работу по очернению Советской власти прозвучал ещё во времена Хрущева. Это был, в известном смысле, заказ тех клановых сил в руководстве КПСС, которые по наводке Запада готовили гибель СССР. Целая колонна творческой интеллигенции откликнулась на этот призыв, и одной из участниц этой колонны разрушителей является Светлана Алексиевич. Надо признать, свой творческий вклад в разрушение СССР Светлана Александровна внесла.

Одурманенное атисоветчиками население не встало на защиту государства, и в 1991 году Запад отпраздновал свою победу над СССР.

Шведские академики считают, что за этот вклад в разрушение СССР антисоветская, русофобская литература Алексиевич заслужила «нобеля» — вот и дали премию.

Почему премию не дали раньше, ещё при СССР? Потому, что в те годы Солженицын (а как же, жертва режима) был вне конкуренции. А после гибели СССР, в годы правления Ельцина, творчество Алексиевич потеряло на Западе острую политическую востребованность. Так бы и осталась Алексиевич без премии, если бы не Путин.

Заметив признаки возрождения РФ при президенте Путине, Запад вновь начал холодную войну против России, уже постсоветской. Сомнения в успехе не было. Откуда могли появиться сомнения, когда за плечами был победный опыт борьбы с СССР? Мировую сверхдержаву СССР во главе с многомиллионной КПСС одолели, а уж РФ с её, как они считают, еле живой экономикой и разваленной армией, где якобы всё держится на одном Путине, и подавно одолеют.

По опыту борьбы с СССР цены на нефть обрушили и теперь, санкции вводили тогда (а как же, помним КОКОМ) — и теперь этих санкций и не пересчитать, да ещё и новыми постоянно угрожают. Бойкот Олимпиады в Москве был — был, теперь собираются бойкотировать ЧМ-2018 в РФ по футболу. Ещё Афганистан был, очень хотели и это повторить на Украине — сорвалось.

Что осталось не востребованным из прошлого опыта, так это Нобелевская премия по литературе. Очень помогла тогда солженицынская «нобелевка» усилиям творческой интеллигенции нести смуту в народ внутри страны и сплочению антисоветчиков на Западе. Теперь пришло время применить этот «приём с нобелем» против Путина, а то рейтинг его народной поддержки в России зашкаливает.

Тут-то и пригодилась Алексиевич. Вероятно, ветераны холодной войны на Западе решили, что если добавить к антироссийским санкциям и информационной войне ещё и «нобеля» Алексиевич, то шансы на успех спецоперации по разрушению Российской Федерации должны возрасти. Вот только ей надо усилить «антипутинизмом» уже освоенный антисоветизм и русофобию. Алексиевич и усилила « ». Усилив свою деятельность «антипутинизмом», Алексиевич стала фигурировать среди претендентов на Нобелевскую премию 2015 года.

Интригу с премией закрутили ещё в 2013 году, но не дали — вероятно, посчитали, что рано. Однако после Крыма и Донбасса даже Меркель не смогла остановить шведов. Конечно, там понимают, что Алексиевич — не Солженицын, но других-то писателей в этой номинации у них нет. Вот и дали Нобелевскую премию Алексиевич по литературе в номинации за антисоветизм и русофобию.

Ruposters знакомит с самыми яркими цитатами Алексиевич последних лет . Они достойны внимания. Не исключено, что их будут цитировать учащиеся белорусских школ и вузов, которым в рамках обязательной учебной программы изучать творчество «белорусской писательницы».

О Москве и КНДР

«Я недавно вернулась из Москвы, застала там майские праздники. Слышала, как неделю гремели по ночам оркестры и танки по мостовым. Ощущение, что побывала не в Москве, а в Северной Корее»

О Победе и пустоте

«В огне войны сгорели миллионы, но и в вечной мерзлоте ГУЛАГа, и в земле наших городских парков и лесов тоже лежат миллионы. Великую, несомненно, Великую Победу сразу предали. Ею заслонили от нас сталинские преступления. А теперь победой пользуются, чтобы никто не догадался, в какой пустоте мы оказались»

О радости после возвращения Крыма

«Митинг за победу в Крыму собрал 20 тысяч человек с плакатами: «Русский дух непобедим!», «Не отдадим Украину Америке!», «Украина, свобода, Путин». Молебны, священники, хоругви, патетические речи — какая-то архаика. Шквал оваций стоял после выступления одного оратора: «Русскими войсками в Крыму захвачены все ключевые стратегические объекты…» Я оглянулась: ярость и ненависть на лицах»

Об украинском конфликте

«Как можно заливать страну кровью, производить преступную аннексию Крыма и вообще разрушать весь этот хрупкий послевоенный мир? Нельзя найти этому оправдания. Я только что из Киева и потрясена теми лицами и теми людьми, которых я видела. Люди хотят новой жизни, и они настроены на новую жизнь. И они будут за неё драться»

О сторонниках президента

«Даже страшновато разговаривать с людьми. Только и твердят «крымнаш», «донбасснаш» и «Одессу несправедливо подарили». И это всё разные люди. 86% сторонников Путина — это реальная цифра. Ведь многие русские люди просто замолчали. Они напуганы, как и мы, те, кто находится вокруг этой огромной России»

Об ощущении от жизни

«Один итальянский ресторатор вывесил объявление «Русских не обслуживаем». Это хорошая метафора. Сегодня мир снова начинает бояться: что там в этой яме, в этой бездне, которая обладает ядерным оружием, сумасшедшими геополитическими идеями и не владеет понятиями о международном праве. Я живу с ощущением поражения»

О русских людях

«Мы имеем дело с русским человеком, который за последние 200 лет почти 150 лет воевал. И никогда не жил хорошо. Человеческая жизнь для него ничего не стоит, и понятие о великости не в том, что человек должен жить хорошо, а в том, что государство должно быть большое и нашпигованное ракетами. На этом огромном постсоветском пространстве, особенно в России и Беларуси, где народ вначале 70 лет обманывали, потом ещё 20 лет грабили, выросли очень агрессивные и опасные для мира люди»

О свободной жизни

«Взгляните на Прибалтику — там сегодня совсем другая жизнь. Нужно было последовательно строить ту самую новую жизнь, о которой мы столько говорили в 90-е годы. Мы так хотели действительно свободной жизни, войти в этот общий мир. А сейчас что? Секонд-хенд полный»

О новых точках опоры для России

«Ну уж точно не православие, самодержавие и что там… народность? Это тоже такой секонд-хенд. Надо искать эти точки вместе, а для этого — разговаривать. Как польская элита говорила со своим народом, как немецкая элита говорила после фашизма со своим народом. Мы эти 20 лет пребывали в немоте»

О Путине и церкви

«А Путин, похоже, пришел надолго. Опрокинул людей в такое варварство, такую архаику, средневековье. Вы знаете, это надолго. И ещё церковь в этом участвует… Это не наша церковь. Церкви нет»

О Майдане

«Они там, в Кремле, не могут поверить, что на Украине произошёл не нацистский переворот, а народная революция. Справедливая… Первый Майдан вырастил второй Майдан. Люди сделали вторую революцию, теперь важно, чтобы политики её опять не проиграли»

И. Н. Потапов , член Координационного совета руководителей общественных организаций российских соотечественников в Белоруссии

В это воскресенье, 10 декабря, в Стокгольме пройдет церемония вручения ежегодной Нобелевской премии. Среди лауреатов американский ученый с белорусскими корнями Барри Бэриш. Он удостоен премии по физике за доказательство существования предсказанных Эйнштейном гравитационных волн. Предки Барри Бэриша - евреи-эмигранты из Западной Беларуси, которые в конце ХIХ - начале ХХ века уехали в США. Мало кто знает, что за всю историю вручения Нобелевской премии ее лауреатами становились 17 наших земляков, а также сыновья и внуки тех, кто когда-то жил на белорусской земле

Саймон Кузнец

Родился 30 апреля 1901 года в Пинске и был средним из троих детей торговца мехами Абрама и его жены Полины (урожденной Фридмен). После окончания реального училища Семен Кузнец поступил на юридический факультет Харьковского университета, где изучались также и экономические дисциплины. В 1922 году Семен и его старший брат Соломон эмигрировали в США, в Нью-Йорк, где уже жил их отец. К тому времени Абрам Кузнец сменил свою фамилию на Смит (в переводе “кузнец”). А Семен и за рубежом сохранил свою оригинальную фамилию. Что касается имени, то на американский манер он стал называть себя Саймоном. В 1924 году Саймон Кузнец окончил Колумбийский университет со степенью магистра по экономике. В 25-летнем возрасте он защитил докторскую диссертацию по теме “Циклические колебания: розничная и оптовая торговля в Соединенных Штатах в 1919-1925 гг.” и получил степень доктора философии. Преподавал в самых престижных вузах США.

В 1971 году за эмпирически обоснованное толкование экономического роста, которое привело к более глубокому пониманию процесса развития, Саймону Кузнецу была присуждена Нобелевская премия по экономике. В сентябре 2007 года школе-интернату “Бейс Агарон” в Пинске присвоено имя Семена (Саймона) Кузнеца.

Жорес Алферов

Родился 15 марта 1930 года в Витебске в семье сплавщика леса. В 1945 году семья переехала в Минск, где Жорес окончил 42-ю среднюю школу. Свой первый детекторный приемник он собрал в 10-летнем возрасте.

После школы Жорес Алферов поступил на первый курс энергетического факультета Белорусского политехнического института и в связи с переездом семьи продолжил учебу в Ленинградском электротехническом институте. Начав работу научным сотрудником в лаборатории всемирно известного Ленинградского Физико-технического института АН СССР, Жорес Алферов в 1987 году становится руководителем этого вуза.

В 2000 году Жоресу Алферову совместно с американскими учеными Гербертом Кремером и Джеком Килби была присуждена Нобелевская премия по физике за разработки в области современной информационной технологии. Они открыли быстрые опто- и микроэлектронные компоненты на базе многослойных полупроводниковых структур.

Светлана Алексиевич

8 октября 2015 года Нобелевской премии по литературе была удостоена Светлана Алексиевич, белорусский журналист и писатель, “за ее полифоническое сочинение - монумент страданий и мужества в наше время”. Первая в истории Беларуси Нобелевская премия по литературе отдана писательнице даже не за одно конкретное произведение, а фактически за все книги, написанные до 2015 года. В первую очередь речь идет о книгах “У войны не женское лицо”, “Последние свидетели”, “Цинковые мальчики”, “Чернобыльская молитва”, “Время секонд хэнд”.

Светлана Алексиевич стала первым в истории Беларуси и первым за последние 30 лет русскоязычным писателем, получившим Нобелевскую премию.

Родилась в Ивано-Франковске (Украина). Вскоре она вместе с родителями переехала на родину отца - в Беларусь. В 1965 году окончила Копаткевичскую среднюю школу Петриковского района Гомельской области. Работала воспитателем в Осовецкой школе-интернате, учителем истории и немецкого языка в Беляжевичской семилетней школе Мозырского района, журналистом в различных изданиях. Более десяти лет жила в странах Западной Европы, но в 2013 году вернулась в Беларусь. Символично, что свою нобелевскую лекцию Светлана Алексиевич закончила такими словами: “У меня три дома - моя белорусская земля, родина моего отца, где я прожила всю жизнь, Украина, родина моей матери, где я родилась, и великая русская культура, без которой я себя не представляю. Они мне все дороги”.

Менахем Бегин

16 августа 1913 года в городе Брест-Литовске в семье руководителя еврейской общины города Дова Бегина и его жены Хаси Коссовской родился видный израильский политик, шестой премьер-министр Государства Израиль Менахем Бегин. В Бресте он окончил еврейскую школу “Мизрахи” и польскую среднюю школу. Поступил на юридическое отделение Варшавского университета, после окончания которого получил степень доктора права. В 1948 году Бегин основал и возглавил израильскую политическую партию “Херут” (“Движение свободы”), был лидером национального блока “Ликуд”, который победил на выборах в 1977 году. Будучи премьер-министром Израиля, в 1978 году на пару с руководителем Египта Анваром Садатом получил Нобелевскую премию мира за деятельность, способствовавшую пониманию и человеческим контактам между Египтом и Израилем. В результате Кэмп-Дэвидских соглашений удалось избежать крупного военного конфликта и вернуть Египту Синайской полуостров.

В течение всей своей незаурядной карьеры Менахем Бегин, владевший девятью языками, считался тонким, проницательным политиком и выдающимся оратором.

Шимон Перес

Интересно, что второй наш земляк, лауреат Нобелевской премии мира Шимон Перес родился в один и тот же день, что и Менахем Бегин, только на десять лет позже - в 1923 году. Это произошло в местечке Вишнево Воложинского уезда Новогрудского воеводства (сегодня это Воложинский район Минской области). Настоящие имя и фамилия Шимона Переса - Семен Перский.

В 1931 году отец Семена переехал в Палестину. Через три года, разбогатев на торговле зерном и почувствовав, что твердо стоит на ногах, он перевез к себе жену и детей. В 25-летнем возрасте Шимон Перес назначен помощником генерального секретаря министерства обороны Израиля. Так началась головокружительная карьера этого политика, который побывал почти на всех ответственных постах, включая посты президента и премьер-министра.

Будучи министром иностранных дел в правительстве Рабина, он стал одним из авторов мирных арабо-израильских соглашений первой половины 1990-х годов. Проводившиеся в Осло в течение нескольких месяцев закулисные переговоры между представителями Израиля и Организации освобождения Палестины привели к подписанию Декларации принципов, в общих чертах формулирующей основы палестинского самоуправления на Западном берегу и в секторе Газа.

Премьер-министр Израиля Ицхак Рабин и министр иностранных дел Шимон Перес, а также председатель ООП Ясир Арафат в 1994 году были удостоены Нобелевской премии мира. Кстати, Ицхак Рабин, родившийся в марте 1922 года в Иерусалиме, был сыном могилевской еврейки Розы Кохен.

КСТАТИ

Среди лауреатов с белорусскими корнями один из создателей американской атомной бомбы американский физик Ричард Филлипс Фейнман. Он родился в 1918 году в Нью-Йорке в семье бывшего минчанина Мелвилла Артура Фейнмана и Люсиль Фейнман, урожденной Филлипс - дочери эмигранта из Польши. Совместно с Швингером и Томонагой Фейнману была присуждена Нобелевская премия за фундаментальные работы по квантовой электродинамике, имевшие глубокие последствия для физики элементарных частиц.

В 1975 году за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов Нобелевской премии по экономике был удостоен советский математик и экономист, академик Леонид Канторович, который к тому времени был лауреатом Сталинской и Ленинской премий. Он родился в 1912 году в Санкт-Петербурге, но его отец был родом из деревни Наднеман Минской области, а мать - коренная минчанка.

Бельгийского ученого Илью Пригожина называют “вторым Эйнштейном”. Он родился 25 января 1917 года в Москве. Его отец Роман, инженер-химик, был родом c Могилевщины, а мать, музыкант Юлия Вихман, родом из Литвы. В 1977 году Илье Пригожину была присуждена Нобелевская премия по химии за работы по термодинамике необратимых процессов, особенно за теорию диссипативных структур.

Уже почти четыре десятилетия всему миру известно имя американского физика, профессора Шелдона Ли Глэшоу. Но настоящая его фамилия - Глуховский. Он родился в Нью-Йорке в 1932 году и был младшим из троих сыновей эмигрантов из Бобруйска. Когда отец Шелдона переехал в США и основал в Нью-Йорке процветающую контору по ремонту водопровода, он изменил свою фамилию Глуховский на Глэшоу. В 1979 году Глэшоу, Саламу и Вайнбергу была присуждена Нобелевская премия по физике за вклад в теорию слабых и электромагнитных взаимодействий между элементарными частицами, в том числе за предсказание слабых нейтральных токов.

Незаурядный ученый, американский физик Джером Айзек Фридман родился 28 марта 1930 года в Чикаго, но его родители из Беларуси. Фридман в 1990 году был удостоен Нобелевской премии в области физики за основополагающие исследования, подтверждающие существование кварков, “за прорыв в нашем понимании материи”.

В 1995 году Нобелевскую премию по физике “за экспериментальное обнаружение нейтрино” получили двое американских физиков с белорусскими корнями - Мартин Перл и Фредерик Райнес. Отец Мартина, Оскар Перл, родился в Пружанах, а родители Райнеса родом из Гродненской губернии.

Белорусские корни и у американского нейролога и биохимика Стенли Бен Прузинера, прославившегося своими исследованиями сложных заболеваний головного мозга.

Отец одного из самых талантливых американских ученых-химиков Алана Джея Хигера, удостоенного “нобелевки” за открытие в области электропроводящих полимеров, родом из Витебска.

Профессор Принстонского университета Пол Кругман - потомок евреев из Брест-Литовска. В 2008 году он получил Нобелевскую премию по экономике за анализ моделей торговли и проблем экономической географии.

Шведская академия определилась с лауреатом Нобелевской премии по литературе за 2015 год.

Награду и денежный приз в 8 млн крон (около $950 тыс.) получит белорусская писательница , автор документальных исследований о войнах.

О выборе академиков объявила новый постоянный секретарь академии — первая женщина на этой должности, с 1 июня сменившая историка Петера Энглунда. Она также рассказала, почему академики остановились именно на этой кандидатуре: Алексиевич выбрана Нобелевским комитетом «за ее многоголосное творчество — памятник страданию и мужеству в наше время».

Светлана Алексиевич родилась в 1948 году. По образованию она журналист, многие годы работала в газетах и журналах Белорусской ССР.

В 1985 году выпустила книгу «У войны не женское лицо» — собрание монологов женщин, переживших войну.

За нее она стала лауреатом премии Ленинского комсомола, ее приняли в Союз писателей СССР. В 80-90-е годы Алексиевич написала документальные исследования «Цинковые мальчики» (1989), «Чернобыльская молитва» (1997). В начале 2000-х писательница уехала из Белоруссии и живет в Западной Европе.

Фаворитом Нобелевской премии по литературе Светлана Алексиевич впервые стала в 2013 году. Тогда в Швеции вышла ее новая книга «Время секонд хэнд», а букмекеры поставили писательницу на третье место в своем рейтинге — впереди канадки Элис Монро, которая и получила премию в том году. В 2014-м она снова вошла в первую тройку, но лауреатом стал француз Патрик Модиани.

«Светлана Алексиевич — лучшая ученица крупного белорусского публициста Алеся Адамовича, — рассказал «Газете.Ru» писатель . --

Адамович, как известно, был убежден, что писать о трагедиях XX века языком художественной прозы — значит оскорблять чувства людей. Там, где речь идет о катастрофах, войнах, личных трагедиях — не место изящной словесности. Так думал Адамович. И так же, по-видимому, думает Светлана Алексиевич».

Присуждение премии Алексиевич, по мнению Быкова, означает, что прежде всего интересуется социальной значимостью текста, а потом уж его художественным качеством.

«Алексиевич, безусловно, мастерски владеет языком публицистики, но искать в ее сочинениях эстетические откровения — занятие странное, — отметил он. — Второе, на что я обратил бы внимание, — это новые нарративные техники, которые своим решением приветствует Нобелевский комитет. Сейчас, как, по-видимому, полагают шведские академики, никого не удивишь сюжетным повествованием. Нужны новые приемы и новые литературные средства. Светлана Алексиевич — воплощение этих новаций».

Быков отметил, что Алексиевич стала пятым советским писателем, получившим «Нобеля».

«Конечно, Белоруссия самостоятельное государство и т.д., но Алексиевич сформировалась как автор и стала известна именно в советские годы, так что мы можем говорить о ней как о соотечественнице», — заключил он.

Нобелевскую премию по литературе получали , и .

Алексиевич стала 14-й женщиной и 108-м лауреатом главной литературной награды мира.

В пятницу, 9 октября, будет объявлен лауреат Нобелевской премии мира, а в понедельник станет известно, кто получит награду за экономику.

Официальный прием с вручением медалей и речами лауреатов Нобелевских премий пройдет в начале декабря.

Фото: Жорес Алферов, лауреат Нобелевской премии по физике

Белорусская земля подарила миру немало выдающихся ученых. Одни провели в Синеокой детство, другие – родились в семьях переселенцев.

Жорес Алферов, Нобелевская премия по физике, 2000 г.

Сила Беларуси - в ее народе, который создает будущий день своим трудом. И первое ощущение, когда приезжаешь в Беларусь: ты попал в ухоженную, современную, цивилизованную европейскую страну, - сказал Алферов совсем недавно во время своего приезда в страну.

Здесь родились родители нобелевского лауреата, в Витебске в 1930 году появился на свет и он сам, и прожил здесь несколько лет. Потом были многочисленные переезды – до войны и во время ее, а после семья переехала в Минск, где Алферов окончил с золотой медалью местную школу и несколько семестров учился в Политехническом. А потом был перевод в Ленинградский электротехнический и блестящая научная карьера. Кандидатская, докторская, звание профессора, пост вице-президента Академии наук СССР, полтысячи (!) научных работ, полсотни изобретений, мандат депутата Госдумы и, наконец, Нобелевская премия за разработку полупроводниковых гетероструктур.

Современное развитие нанотехнологий базируется на разработках Алферова и его последователей и было бы невозможно без его исследований. Даже многие обыденные вещи в нашей жизни стали возможны только благодаря ему. «Лазер Алферова» используется в проигрывателях компакт-дисков и мобильных телефонах, другие изобретения – в фарах автомобилей, светофорах и кассовых аппаратах в магазинах всего мира.

Родину Алферов не забывает – принимает активное участие в жизни белорусского научного сообщества, в 90-х стал иностранным членом местной Академии наук.

Беларусь - моя Родина. Здесь до 1963 года постоянно жили мои родители, я всегда приезжал домой и на праздники, и в отпуск. А сейчас хочется приехать на Витебщину, на свою землю, чтобы поклониться родным местам.

Саймон Кузнец, Нобелевская премия по экономике, 1971 г.

Один из самых выдающихся экономистов 20 века родился в Пинске в 1901 году, но жизнь связал с другой страной – США, и даже имя переделал на американский лад. До эмиграции его звали Семен, и он успел окончить 4 класса городского реального училища до того, как вместе с матерью и братьями переехал на Украину. Там будущий гений учился в Харьковском коммерческом институте. В США Кузнец попал в 20-х, доучился в Колумбийском университете, много лет преподавал в университете Хопкинса и Гарварде.

Он неохотно говорил о своих ранних годах, - рассказал исследователям сын ученого Пауль в ответ на вопрос о том, что тот говорил о Пинске. - Когда я ещё ребенком спрашивал его о раннем периоде жизни, то обнаружил, что он не хочет рассказывать об этом. Я подозреваю, что лишения, связанные с Первой мировой войной и революцией, были причиной.

Саймон Кузнец – человек, который сделал экономику наукой. Именно он придумал и ввел в оборот термин «валовый национальный продукт». Считающуюся ныне прописной истину о том, что в бедных странах неравенство доходов существеннее, чем в богатых, доказал именно Кузнец. Нобелевскую премию ему дали за «эмпирически обоснованное толкование экономического роста, которое привело к новому, более глубокому пониманию экономической и социальной структуры и процесса развития в целом».

Менахем Бегин, Нобелевская премия мира, 1978 г.

Любопытно, что в том же Пинском городском реальном училище за полтора десятилетия до Кузнеца весьма успешно обучался еще один великий ученый – Хаим Вейцман. Он, как и еще несколько выходцев из этих мест, спустя десятилетия возглавит государство Израиль, станет первым его президентом.

Он родился в Брест-Литовске (ныне просто Брест), окончил тут еврейскую религиозную школу и государственную гимназию. Всего в Бресте Бегин прожил 18 лет.

Уже потом были радикальные взгляды, аресты, тюрьмы, подпольная борьба и борьба вполне открытая, участие в войне за независимость Израиля, победа в ней, годы в оппозиции и, наконец, победа на выборах во главе движения «Ликуд».

Радикально настроенный оппозиционер стал премьером. Он развернул историю страны, проведя самую масштабную реформу экономики. Он не допустил крупного военного конфликта, подписав Кэмп-Дэвидские соглашения и вернув Египту Синайский полуостров (Египет в ответ признал право Израиля на государство). За Кэмп-Дэвид Бегин и получил Нобелевскую премию на пару с египетским президентом Садатом.

О родных местах он вспоминал скорее с горечью – уж очень много испытаний выпало на долю его и его семьи в Бресте. Но в самом городе гордятся таким выдающимся уроженцем. Несколько лет назад в Бресте был установлен памятник Менахему Бегину.

Ричард Филлипс Фейнман, Нобелевская премия по физике,1965 г.

Его дед и бабка по отцовской линии - Якоб и Анна - жили в Минске, откуда уехали в США в конце XIX века, папе Ричарда было тогда всего пять лет. Жизни в Минске он не помнил, а воспоминаний самого деда история не сохранила.

Сам Фейнман в полушутливых мемуарах не говорит о родине предков, но отдает должное своему деду: благодаря ему даже в годы Великой депрессии они жили лучше многих:

«Мы жили в большом доме; его мой дед оставил своим детям, но помимо этого дома денег у нас было не слишком много. Это был огромный деревянный дом, который я снаружи оплел проводами, во всех комнатах у меня были штепсели, так что я везде мог слушать свои радиоприемники, которые находились наверху, в моей лаборатории».

Фейнман посвятил значительную часть жизни теоретической физике, он создатель квантовой электродинамики. Именно это направление легло в основу физики элементарных частиц. За эти исследования он получил Нобелевку в 1965 году (совместно с еще двумя учеными), но Фейману было чем похвастать и до этой награды, и после. Его часто называли «человеком эпохи Возрождения» - за тотальный интерес ко всему, что окружает человека. Авторитетный журнал Physics World включил ученого в топ-10 самых выдающихся физиков всех времен, поставив в один ряд с Ньютоном, Галилеем и Эйнштейном.

С последним Фейнман, кстати, работал в рамках Манхэттенского проекта: с 1943 по 1945 год группа выдающихся физиков создавала в обстановке особой секретности ядерное оружие. Результатом работы под руководством Роберта Оппенгеймера стали три атомные бомбы. Взрыв «Штучки» на полигоне в Нью-Мексико отрыл ядерную эпоху, «Малыш» был сброшен на Хиросиму, а «Толстяк» - на Нагасаки.

Что любопытно, во время работы в Манхэттенском проекте Фейнман любил… взламывать сейфы коллег с секретной документацией. Делал он это от скуки, но высшее военное руководство Америки все равно раздражал.

Шимон Перес, Нобелевская премия мира-1994

В деревушке Вишнево, что в Минской области, сейчас живет не больше полутысячи человек. В 1941 году здесь разыгралась страшная трагедия. Нацисты согнали жителей поселка в местную синагогу и подожгли. В огне погибли сотни евреев, в том числе все остававшиеся в Беларуси родственники Шимона Переса.

У одного из самых выдающихся израильских политиков сохранилось достаточно много воспоминаний об этих местах. Его семья с ним вместе репатриировалась в Палестину за 7 лет до того пожара – Шимону было уже 11.

Дома у него говорили на иврите, идише, русском и польском языках. Именно тут он, под влиянием деда, начал писать стихи – уже в четыре года!

По мере того как я рос, я вместе с дедом изучал Талмуд. Он умел играть на скрипке и читал мне по-русски Достоевского и Толстого, - рассказывал Перес о белорусском периоде жизни уже будучи состоявшимся политиком.

Даже основные вехи его политической карьеры перечислять придется достаточно долго. Шимон Перес входил в состав 12 (!) правительств и возглавлял все ключевые министерства – от МИД (трижды) и минобороны (дважды) до министерства по делам религий. Дважды был премьер-министром, а с 2007 по 2014 год – президентом страны. К моменту ухода с этой должности Пересу исполнились рекордные для мировой политики 90 лет.

В родное Вишнево Перес с начала 90-х приезжал дважды. Пил из того самого колодца, к которому когда-то совсем маленьким бегал за водой. От старого дома ничего не осталось, кроме этого колодца да фундамента. На нем уже после войны был построен новый дом, и его хозяев сейчас часто тревожат туристы.

Нобелевскую премию мира Перес получил в 1994 году за «усилия по достижению мира на Ближнем Востоке». Что интересно, вместе с ним ее разделили Ясир Арафат и Ицхак Рабин (дважды премьер-министр страны, убит правым экстремистом-одиночкой через год после вручения премии). Мать Рабина Роза Коэн, кстати, родилась и прожила значительную часть жизни в Могилеве.

Светлана Алексиевич, Нобелевская премия по литературе-2015

«За ее многоголосое творчество – памятник страданию и мужеству в наше время» - с такой формулировкой присудили белорусской писательнице премию в области литературы. Алексиевич родилась в Ивано-Франковске в 1948 году в семье белорусского военнослужащего. Потом они переехали в Минск, и студентка БГУ прошла путь от преподавателя до журналистки, а потом от журналистки - к прозаику-документалисту.

Ваше творчество не оставило равнодушными не только белорусов, но и читателей во многих странах мира, - поздравил лауреата Президент Беларуси Александр Лукашенко.

Алексиевич в ответ призналась в любви к России и отметила, что победа эта - не только ее, но и всего народа и страны.

Самые известные художественно-документальные произведения обладательницы Нобелевской премии – это «Чернобыльская молитва», «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики».

КТО ЕЩЕ

Многие лауреаты Нобелевской премии имеют далекие белорусские корни. Как правило, это дети или внуки людей, покинувших белорусскую землю в поисках лучшей жизни на рубеже XIX и XX веков или в годы Первой мировой войны.

Шэлдон Ли Глэшоу, Нобелевская премия по физике-1979

Этот ученый – на самом деле, не Глэшоу, а Глуховский. Фамилию он сменил вслед за своим отцом Льюисом, который вместе с супругой Беллой уехал в США из Бобруйска. Шэлдон родился много позже и посвятил жизнью теории элементарных частиц. Высшую научную награду он получил за теорию объединения электромагнетизма и предсказанное существование слабых нейтральных токов между элементарными частицами.

Алан Хигер, Нобелевская премия по химии-2000

Еще один сын эмигрантов из Российской Империи. Родители его переехали в штат Айова из Витебска. Потом в жизни молодого ученого было еще много переездов, но из Америки он никуда не уезжал. Премия вручена за открытие полимеров, некоторые свойства которых повторяют свойства металлов.

Леонид Канторович, Нобелевская премия по экономике-1975

Этот выдающийся ученый родился и прожил почти всю жизнь в России. Ленинград, Новосибирск, Москва – в этих городах он занимался разработками, которые принесут ему мировое признание. А вот родители его почти всю жизнь провели на белорусской земле. Отец – Виталий Моисеевич – происходил родом из Наднемана, а мать Павлина Григорьевна – коренная минчанка.

Канторович занимался ядерным оружием, а до этого стал создателем линейного программирования. Он был необычайно силен в физике, химии и математике, но премию ему присудили за экономические идеи – «за вклад в теорию оптимального распределения ресурсов».

Мартин Льюис Перл и Фредерик Райнес, Нобелевская премия по физике-1995

Удивительный случай – два лауреата с белорусскими корнями получили одну премию на двоих! Отец Мартина – Оскар Перл – прожил многие годы в городке Пружаны, что сейчас относится к Бресткой области. А его коллега Райнес – сын выходцев из другого белорусского города – Лиды.

Они разделили Нобелевскую премию за открытия элементарных частиц – тау-лептона (Перл) и нейтрино (Райнес).

Стэнли Прузинер, Нобелевская премия по физиологии и медицине-1997

Его прадеды и прабабки жили сразу в нескольких городах современной Беларуси – Минске, Пружанах, Могилеве, Шклове и Мире. Русская часть пути этой семьи закончилась в Москве, откуда дальний предок Прузинера уехал в США еще до начала XX века.

Ученый совершил выдающееся открытие, обнаружив прионы - безвредные белки, содержащиеся в организме человека, которые в определенный момент становятся агрессивными и вызывают гибель мозга.

Считается, что открытие Прузинера может позволить создать лекарство от болезни Альцгеймера.

Вениамин Лыков

Нобелевский комитет проголосовал за вручение премии Светлане Алексиевич единогласно. «Это выдающийся писатель, большой литератор, который создал новый литературный жанр, выйдя за рамки обычной журналистики», — объяснила решение комитета секретарь Шведской королевской академии наук Сара Даниус, которая и объявила имя лауреата.

Светлана Алексиевич родилась 31 мая 1948 года в Ивано-Франковске. Ее отец белорус, а мать украинка. Позже семья переехала в Белоруссию, где мать и отец работали сельскими учителями. В 1967 году Светлана поступила на факультет журналистики Белорусского государственного университета в Минске, а окончив его, работала в районных и республиканских газетах, а также в литературно-художественном журнале «Неман».

В 1985 году вышла ее книга «У войны не женское лицо» — роман о женщинах-фронтовичках. До этого произведение пролежало в издательстве два года — автора упрекали в пацифизме и развенчании героического образа советской женщины. Общий тираж книги достиг 2 млн экземпляров, по ней было поставлено несколько десятков спектаклей. Вышедшая в том же году книга «Последние свидетели» также была посвящена войне — с точки зрения женщин и детей. Критики называли оба произведения «новым открытием военной прозы».

«Я складываю образ своей страны из людей, живущих в мое время. Я хотела бы, чтобы мои книги стали летописью, энциклопедией поколений, которые я застала и вместе с которыми иду. Как они жили? Во что верили? Как их убивали и они убивали? Как хотели и не умели быть счастливыми, почему у них это не получалось», — рассказывала Светлана Алексиевич в одном из интервью.

Ее очередной летописью стал роман об афганской войне «Цинковые мальчики», вышедший в 1989 году. Для сбора материала писательница четыре года ездила по стране и общалась с бывшими воинами-афганцами и матерями погибших солдат. За это произведение ее подвергли жесткой критике со стороны официальной прессы, а в Минске в 1992 году даже был организован символический «политический суд» над писательницей и книгой.

«Ее техника — мощная смесь красноречия и бессловесности, описывающая некомпетентность, героизм и печаль, — писала газета The Telegraph после того, как «Чернобыльская молитва» была опубликована в Великобритании. — Из монологов своих героев писательница создает историю, к которой читатель действительно может прикоснуться, будучи на любом расстоянии от событий».

Последняя на данный момент книга писательницы «Время секонд хэнд» вышла в 2013 году.

Ее книги были изданы в 19 странах мира, по ним были поставлены спектакли и фильмы. Кроме того, Светлана Алексиевич стала лауреатом множества престижных премий: в 2001 году писательнице была вручена премия Ремарка, в 2006-м — Национальная премия критики (США), в 2013-м — Премия критики немецких книготорговцев. В 2014 писательница была награждена Офицерским крестом ордена Искусств и литературы.

Главную идею своих книг Светлана Алексиевич сформулировала так: «Я всегда хочу понять, сколько человека в человеке. И как этого человека в человеке защитить».

Женщины становились лауреатами Нобелевской премии по литературе 13 раз. Первой эту награду получила шведская писательница Сельма Лагерлеф, а последней на данный момент — уроженка Канады Элис Манро в 2013 году.

Светлана Алексиевич стала первым с 1987 года автором, получившим Нобелевскую премию по литературе, которая пишет в том числе и на русском языке. Чаще всего премия доставалась авторам, пишущим на английском (27 раз), французском (14 раз) и немецком (13 раз) языках. Русскоязычные писатели получали эту престижную награду пять раз: в 1933 году Иван Бунин, в 1958-м Борис Пастернак, в 1965-м Михаил Шолохов, в 1970-м Александр Солженицын и в 1987-м Иосиф Бродский.