Милюков п н истории русской культуры. Альтернативная наука
П. Н. Милюков
Биография
Судьба известного историка, публициста, общественного деятеля П. Н. Милюкова (1859-1943) была сложной и противоречивой. Она во многом схожа с судьбой тех, кто оказался в силу известных политических обстоятельств в эмиграции, и поэтому его имя в течение многих десятилетий либо вовсе не упоминалось, либо сопровождалось гневными обличениями как лидера партии кадетов, министра иностранных дел во Временном правительстве.
Павел Николаевич Милюков родился в Москве 27 января 1859 г. в семье архитектора, преподавателя Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Старинный род Милюковых был известен в России с XVII в., происходил из Тверской губернии, имел большие заслуги перед отечеством. Мать принадлежала к дворянскому роду Султановых, владела имением в Ярославской губернии. У Павла и его младшего брата Алексея были общие друзья.
Большая домашняя библиотека оказала влияние на интересы будущего историка. Милюков учился в 1-й московской гимназии на Волхонке, увлекался чтением античной литературы, хорошо изучил европейскую и русскую классику, сочинял стихи, играл в школьном театре.
В 1877 г. он поступил в Московский университет на филологический факультет и увлекся новой наукой - сравнительным языкознанием. Это положило начало его исследованиям истории мировой и отечественной культуры, которыми он занимался всю жизнь. История языка была представлена в тесной взаимосвязи с фольклором, мифологией, ритуалами и обрядами народной культуры.
В эти годы Милюков изучает историю философии, читает труды И. Канта, Г. Спенсера, О. Конта, которые впоследствии оказали влияние на его теоретические взгляды при исследовании истории русской культуры. На третьем курсе он отдает предпочтение занятиям историей. Этому способствовали лекции замечательных историков: известного профессора С. Соловьева, молодого доцента П. Г. Виноградова, представлявшего новый взгляд на историю. Но особенное влияние на него оказал историк В. О. Ключевский. Он обладал удивительной исторической интуицией, вычитывал смысл русской истории, учил переживать психологию людей. В. О. Ключевский проводил семинарий у себя дома, знакомил студентов с библиотекой, археологическими раскопками. Все это определило выбор Милюкова - посвятить себя изучению истории России.
После окончания учебы в 1882 г. он был оставлен на кафедре истории и приступил к подготовке магистерской диссертации.
В эти годы одновременно с научной работой он преподавал историю в женской гимназии (1883-1891), давал уроки в частной школе и в Земледельческом училище. Материальное положение семьи после смерти отца значительно ухудшилось, и пришлось давать частные уроки - деньги были крайне нужны. В 1885 г. он женился на Анне Сергеевне Смирновой, дочери ректора Троицко-Сергиевской духовной академии, слушательнице Высших женских курсов. Она разделяла либеральные взгляды Милюкова, была преданным и любящим другом. Вместе они прожили пятьдесят лет. Современники вспоминали, что их квартира на Зубовском бульваре напоминала лавку букиниста: в ней было огромное количество книг. Милюков прославился своими книжными собраниями.
В 1886 г. он успешно защитил магистерскую диссертацию на тему «Государственное хозяйство России в 1-й четверти XVIII в. и реформы Петра Великого». Милюков утверждал, что европеизация России не была продуктом заимствования, а стала неизбежным результатом внутренней эволюции страны, идущей в русле всемирной истории, но задержанной неблагоприятными условиями российской жизни. Выводы опирались на огромный архивный материал. Именно в эти годы сложились профессиональная эрудиция и колоссальная трудоспособность ученого.
В 1886 г. он стал приват-доцентом по кафедре истории Московского университета и читал спецкурсы по исторической географии, историографии. Надо отметить удивительный ораторский талант Милюкова, широкую образованность и историческую эрудицию, умение увлечь студенческую аудиторию.
Но его влияние на студентов, вольнодумство и либеральные взгляды, требование ограничить самодержавие принятием конституции вызвали отрицательную реакцию начальства. В 1895 г. департамент полиции распорядился устранить Милюкова от любой педагогической деятельности вследствие крайней политической неблагонадежности и выслать опального историка в Рязань. Там он провел два года.
В 1895-1896 Милюков готовит к изданию «Очерки по истории русской культуры», в которых излагает свою историческую концепцию. (Об этом произведении будет сказано в следующих разделах.)
В 1897 г. Милюкову пришло приглашение из Болгарии с предложением возглавить кафедру всеобщей истории в Софийском университете. Комиссия по делу Милюкова предложила ему выбор: годичный срок тюремного заключения в Уфе или высылка за границу на два года. Милюков предпочел отъезд и принял приглашение Болгарии.
Он весьма успешно читал лекции, изучил болгарский, новогреческий и турецкий языки, стал специалистом по сербско-болгарским отношениям.
В 1899 г. он возвратился в Россию, поселился под Петербургом и сразу оказался в накаленной политической атмосфере. В 1901 г. за участие в нелегальном собрании, посвященном памяти известного теоретика революционного народничества П. Л. Лаврова (1823- 1900), он был арестован.
В эти годы Милюков приобрел известность как историк и получил приглашение Чикагского университета в США для чтения лекций по истории России. В 1903-1904 гг. он с успехом читает лекции в Чикаго и Бостоне, а затем и в Лондоне. В 1905 г. возвращается в Москву, встречается со многими политическими деятелями, сотрудничает с редакциями журналов, участвует в деятельности «Союза освобождения», разрабатывает проект конституции.
Осенью 1905 г. была создана конституционно-демократическая партия (кадеты), лидером которой стал Милюков. Затем он был избран в Государственную думу от Петрограда. Он стал лидером фракции народной свободы, популярным оратором.
Политический темперамент, способность широко и ответственно, анализировать ситуацию создали Милюкову авторитет в российском парламенте. Он обладал исключительной работоспособностью, писал статьи, был главным редактором газеты «Речь», выступал с лекциями в городах России и других странах. По-прежнему увлекался игрой на скрипке, любил заниматься благоустройством своей дачи, с удовольствием проводил свободное время с детьми.
В 1916 г. в составе парламентской делегации ездил в Швецию, Норвегию, Англию, Францию, Италию, встречался с политическими лидерами этих стран.
В Февральскую революцию 1917 г. Милюков вошел в состав Временного правительства и был назначен министром иностранных дел. Эти исторические события были описаны им в книге «История второй русской революции» (1918). Октябрьскую революцию 1917 г. он воспринял враждебно и уехал из Петрограда в Ростов, а затем в Новочеркасск; участвовал в создании Добровольческой армии на Дону. Он был автором ряда важных документов, определивших цели и принципы Белого движения, поддержал мятеж генерала Корнилова против большевиков. Эти события определили его дальнейшую жизнь. Он уехал сначала в Лондон, а затем в январе 1921 г. перебрался в Париж, где прожил до самой смерти.
В 1926 г. он издал книгу «Россия на переломе», в которой анализировал итоги Гражданской войны. Он оценивал революцию как трагический эксперимент, в огне которого разрушились целые классы, оборвались вековые традиции культуры. Но он был противником вооруженного вмешательства и нарушения законного права России на строительство нового общества. В годы нацизма он сочувствовал Советской армии, радовался победе над фашизмом, был сторонником Сопротивления. Он считал, что социальная система России, пришедшая на смену самодержавию, должна изжить себя изнутри.
В Париже с марта 1921 г. в течение 20 лет он был главным редактором газеты «Последние новости», издававшейся на русском языке. Он объединил вокруг нее русскую эмиграцию: на страницах газеты публиковали свои произведения будущий лауреат Нобелевской премии И. Бунин, М. Цветаева, В. Набоков (Сирин), М. Алданов, Саша Черный, В. Ходасевич, Н. Берберова, К. Бальмонт, А. Ремизов, Н. Тэффи, Б. Зайцев, Г. Иванов, И. Одоевцева, А. Бенуа, С. Волконский и многие другие писатели, поэты, философы, историки.
Большим событием было празднование 70-летия Милюкова. В зале Океанографического института собралось более четырехсот человек, среди них были послы славянских государств, французские сенаторы, депутаты парламента, академики, русские друзья и коллеги. Были собраны средства для нового издания «Очерков».
На протяжении всей жизни Милюков вел дневник, сохранял архивы. В 1991 г. были изданы его «Воспоминания», впервые опубликованные в Париже в 1955 г.
П. Н. Милюков умер 31 марта 1943 г. в маленьком курортном городке Экс-ле-Бен близ границы со Швейцарией. После войны гроб перевезли в Париж на кладбище Батиньоль и похоронили рядом с женой.
«Очерки по истории русской культуры» Том 1. Очерк 1.
Часть I. Население каждой страны имеет склонность увеличиваться само собой, стихийно, автоматически, такое возрастание является главным толчком, заставляющим людей увеличивать количество труда, необходимого для поддержания жизни, и изменять его форму.
От количества населения в стране зависит степень экономического развития данной страны. Чем гуще населена известная местность, тем больше труда может проявить население, тем лучше оно может распределить между собой этот труд, тем больше оно может накопить сбережений, необходимых для того, чтобы создать или улучшить орудия и с их помощью извлечь из наименьшего количества труда наибольшую пользу.
Если рост населения заставляет людей искать новых форм экономической деятельности, то и наоборот, новые формы экономической жизни могут вызвать усиленный рост населения. Там, где в массе населения есть надежды на увеличение благосостояния и на развитие индивидуальности, где средства существования достаются сравнительно легко, де запасы природы сравнительно менее израсходованы, где существуют или открываются вновь нетронутые источники жизненных средств (например, в виде незанятых земель), там возрастание населения будет наиболее значительно.
Напротив, там, где уже достигнута сравнительно высокая степень благосостояния, где личность с ее потребностями завоевала себе обширное поле деятельности, где производимость труда далее может быть увеличена только искусственными средствами – там прирост населения затормозиться.
Положение России в ее настоящем и прошлом соответствует первой из этих характеристик.
Только относительно двух последних столетий (на момент написания книги 1895-1896) можно сделать выводы, т.к. до этого имеются очень не полные сведения о движении населения. Ко времени смерти Петра I (1725) в России было всего 13 млн жителей. Теперь (19 в.) в ней насчитывается до 121 млн. таким образом со времен Петра I население увеличилось в 9 с лишним раз. Русское население увеличивалось втрое в течении каждого столетия. Во время Петра I русское население составляло 1/8 населения всей Европы, к концу 19 в оно составляло целую треть населения Европы.
Есть, очевидно для каждой страны и для каждого времени какой-то естественный предел насыщения страны населением. Население растет свободно, пока недостигнут этот предел, но после его достижения упругость сопротивления новому приросту быстро увеличивается и возрастание населения замедляется.
Часть II. Россия последней из европейских стран перешла из рук природы в руки человека. Тогда как к западной Европе человек жил, в европейской России не было никаких следов существования человека. Большая часть России была покрыта ледником. Историческая жизнь народов подобно доисторической, начинается в России позднее, чем в остальной Европе. Только около времени Рождества Христова – на несколько столетий раньше или позже, - мы начинаем получать о населении России положительные или вероятные известия. Среди этих известий самые ранние касаются Черноморья. За 3 века до РХ здесь начинают упоминаться Сарматы – те же Аланы, в наших летописях они упоминаются как Ясы. Остатки этого народа живут и до сих пор на склоне Кавказского хребта и называются Осетинами. Они принадлежат к той же арийской или индо-европейской группе народов, как славяне, германцы, греки и римляне. На место этого населения в историческое время выдвинулось и Юге России тюркское племя. В течении 1000 лет после РХ в Азии происходили политические перевороты, сопровождавшиеся этнографическими переворотами. Каждый из таких переворотов на протяжении от 3 до 13 в выбрасывал из Азии в Европу новую толпу тюркских кочевников. За гуннами (4в) последовали булгары, авары (6в), затем владычество на Юге России переходило поочередно к хазарам (7-10в), печенегам (9-11в), половцам (11-13 в). Затем последовало монгольское нашествие в лице татар.
2 других этнографических элемента из которых главным образом и сложилось русская национальность – это финны и славяне. Встреча славян с западными финнами произошла приблизительно в 5-7 столетии.
Часть III. В России как и в Европе процесс племенных смешений и разселений начинается еще в доисторическую эпоху. Но начало доисторической эпохи, совпадающее с появлением человека, для России относится к более позднему времени, чем для Европейского запада. Так же и конец этих этнографических перемещений и слияний мы должны искать в России гораздо позднее.
На западе передвижение в общих чертах улеглось к 8-9 в, таким образом Европа уселась на месте к тому времени, когда только что началась наша история. Передвижение и смешение племен в России продолжается на всем протяжении истории. От доисторической эпохи до настоящего времени и по сию пору не может считаться совершенно законченным. Пестрота племенного состава превращает Россию в живой этнографических музей всевозможных народностей. Иногородческое население мы застаем здесь на всевозможных ступенях обрусения.
У нас через всю историю красной нитью проходит процесс разселения жителей на пустых и никому не принадлежащих пространствах. Этот процесс колонизации русской земли точно также далеко не закончился в настоящую минуту, как и процесс слияния различных этнографических элементов русского населения. Из-за набегов со стороны степи Московское правительство направляло войска на границы государств. Места стоянок войск становились крепостями. Таким образом там начинали образовываться маленькие поселения. Колонизация находилась в тесной связи с правительственными мерами для обороны.
Вывод: мы рассмотрели в самых общих чертах численность, состав и размещение русского населения. Во всех этих отношениях исторический процесс проходящий через всю русскую историю оказался до сих пор незаконченным. В составе населения далеко не завершился вековой процесс слияния различных этнографических элементов и образования новых разновидностей русского племени.
В размещении населения прекратилось действие исторических причин, оттеснивших русское население на север и державших его в этом положении в течении целой 1000 лет. В 200-300 лет результат действия этих причин, конечно, не мог вполне изгладиться, и население не успело еще разселиться по России сообразно естественным богатством ее различных местностей. Но с каждым годом процесс разрушения последствий, созданных историей, быстро идет вперед. Настоящее все более стремиться оторваться от прошлого, а вместе с этим и «заветы истории» все более теряют над нами свою фатальную силу.
Название: Очерки по истории русской культуры.
Аннотация:
Павел Николаевич Милюков (1859-1943) – выдающийся русский историк и политический деятель, министр иностранных дел в кабинете князя Г. Е. Львова. Самым значительном исследованием Милкова являются «Очерки по истории русской культуры» (1896-1903). В «Очерках» Милюков показал большую роль государства в формировании русского общества, утверждая, что Россия, несмотря на свои особенности, шла европейским путем развития, а также привёл свои доводы относительно приспособляемости русского «национального типа» к заимствованным общественным институтам. Полагая, что «существует ряд основных закономерных эволюций разных сторон социальной жизни», Милюков не считал возможным объяснять исторический процесс развитием производства или «духовным началом». Он стремился рассматривать единую историю как ряд взаимосвязанных, но разных историй: политической, военной, культурной и других.
Первая часть исследования знакомит нас «с тем историческим зданием, в котором провел свою жизнь русский народ». Здесь изложены «общие понятия» об истории, её задачах и методах научного познания, определены теоретические подходы автора к анализу исторического материала, а также представлены очерки о населении, экономическом, государственном и социальном строе.
В первых двух частях «Очерков» Милюкова были рассмотрены исторические процессы, развитие и общий ход которых менее всего определялись сознательным выбором и решением общества и его представителей. В третьей части исследования Милюков рассматривает механизмы с помощью которых индивидуальная мысль становится общественной, т. е. формируется общественное самосознание. По мысли Милюкова история русского общественного самосознания может быть разделена на 3 этапа: 1) развитие националистических идеалов завоевательной эпохи и начало их критики; 2) последние победы национализма и первые успехи общественной критики: 3) развитие общественного мнения критической эпохи. Через все три периода проходит постепенное нарастание критического воззрения и соответственное ослабление воззрения националистического.
Название: Национализм и общественное мнение Автор: П. Милюков Аннотация: Павел Николаевич Милюков (1859-1943) - выдающийся русский историк и политический
Название: Эфир - как структура мироздания Автор: Бирюков С.М. Аннотация: Работа С М. Бирюкова закладывает научный фундамент физики эфира. Автор доказывает
Название: Основы радиоэлектроники и связи
Название: Статистическая обработка результатов измерений. Автор: Багинский А.В. Аннотация: Представлено описание модернизированной лабораторной работы измерительного практикума кафедры общей
Название: Противоположности и парадоксы (Методологический анализ) Автор: И. А. Герасимова Аннотация: Двойственность, поляризация, дополнительность, парадокс, антиномия -ключевые
Название: Неорганическая химия. Химия элементов: Учебник для вузов: В 2 книгах. Кн. 1.
Второй том «Очерков по истории русской культуры» П.Н.Милюкова посвящен развитию «духовной»стороны русской культуры.
Очерк по исследованию истории религии освещает положение и роль русской церкви в жизни общества.
В первые века своего существования церковь была еще слишком слаба, чтобы оказывать большое влияние на общество. Последствием этого стало то, что языческая русская старина надолго осталась неприкосновенной и в течение веков мирно уживалась рядом с официальными формами новой веры. Одна из особенностей русской религии – наличие двоеверия.
Новая вера начала оказывать влияние на общество лишь в конце ХV века. Однако представители русской церкви полагали, что национальная религиозная мысль находится в явном противоречии с вселенским преданием.
Но уже в ХVII веке плоды религиозной работы вызвали в народной массе такое оживление религиозного чувства, которого еще не бывало на Руси.
Однако уже тогда наметился национальный разрыв в религиозной среде. Большинство паствы, заинтересованной в живой работе религиозной мысли, ушло совсем из церковной ограды.
Таким образом, церковь лишила себя настоящей внутренней силы. Оставленная со своими притязаниями лицом к лицу с могущественной государственной властью и находившая слабую поддержку со стороны паствы, русская церковь вынуждена была перейти под влияние государства и вошла в состав его учреждений. Тогдашние вожди церкви приняли эти перемены не только добровольно, но и охотно: она обеспечивала им сохранение исключительно охранительного характера церкви и освобождала от непосильной для них обязанности руководить духовной жизнью страны.
Изучая развитие истории русского сектантства, становится понятным, что народная мысль искала одухотворения веры, а народное чувство успокаивалось на примитивных формах мистицизма. Со своей стороны, церковь в отношении народной веры действовала как орган правительственного надзора.
Нравственный уровень пастырей, стационарное состояние учения веры находились явно на низком уровне, пережитки тарства и вошла в состав его учреждений.бую поддержку со стороны паствы, русская церковь вынуждена была перейти под влиянкоторого сохранялись вплоть до ХIХ века.
Перемена в верованиях вызвала и перемену во взглядах на задачи искусства. Первые значительные успехи веры в ХVI столетии сопровождались творческой работой фантазии. Христианская легенда начала конкурировать с продуктами старого народного творчества. Так, например, в иконографии появились признаки стремления к «живству». Однако церковь подвергла плоды национального творчества строгому осуждению. Дальнейшее развитие творчества на религиозной почве, как и развитие национальной веры, совершалось только контрабандой – преимущественно среди оппозиционных течений народной религиозной мысли. «Христианская поэзия превратилась в раскольничий стих».
Русская жизнь слишком мало была проникнута началами веры.
Все построения, основанные на предположении развития свободных форм веры в пределах православного учения принадлежали интеллигентам, собственное отношение которых к церковной традиции по меньшей мере оставалось невыясненным, а для официальных представителей церкви – подозрительным.
Наконец, в тесной зависимости от истории русской религии стоит история дореформенной русской школы. О развитии русской школы пойдет речь в следующем очерке
Очерк четвертый Милюков посвятил исследованию становлению школы и просвещения, начиная с эпохи Древней Руси. Подробно рассмотрен перелом в положении школы и просвещения в эпоху Петра Великого. В разделе о борьбе в российском обществе за школу и просвещение на протяжении ХIХ века выделено стремление к демократизации образования. Также дан систематизированный анализ положения школы и просвещения в СССР.
Первая глава посвящена православной школе Древней Руси.
Ни по одному вопросу нашей внутренней истории не существует такой разницы во мнениях, как по вопросу о роли школы и образования в Древней Руси. Однако существование правильной школы в Древней Руси нельзя доказать при помощи косвенных показаний, которые подбираются защитниками того мнения, что допетровская Русь уже стояла на высокой степени просвещения.
Церковь того времени не могла обеспечить правильного школьного образования даже собственным членам, тем менее могла воздействовать посредством школы на светское общество.
Первый в России богословский факультет, Киевская духовная академия, учрежденная в исходе первой четверти ХVII века, принял полную программу «свободных знаний», но вскоре академия принуждена была усилить дозу латыни в ущерб греческому языку.
Постепенно «свободные науки» сделались впервые предметом официального школьного преподавания. Но монополия на всякую свободную мысль и высшее знание оказалась уже в конце ХVII столетия совершенно невыполнимой. Она стояла в противоречии с привычным мировоззрением старины.
Вторая глава содержит разбор состояния знаний до Петра.
Отсутствие правильной школы в допетровской Руси вовсе не означало отсутствия научных знаний. Потребность в просвещении значительно опередила школу.
Математические знания были самыми не распространенными в древней Руси, их приобретали по мере необходимости.
Естественно-исторические познания проникали в Россию посредством киевских ученых, через средневековые энциклопедии. Эти сведения имели важное прикладное значение; лечебная цель была в этой области главной.
Что касается состояния гуманитарных знаний, то с конца ХV века в области исторического познания наступает оживление, выражавшееся прежде всего в переработке и усвоении чужого материала, юго-славянского и польского, а затем и самостоятельных попытках исторического рассказа.
В том же духе, который вызвал появление «Хронографа» 1617 г., совершалось и его дальнейшее развитие на русской почве.
Древнейший учебник русской истории «Синопсис» был издан в 1674 г., созданный с оттенком религиозного возвеличивания последующей национальной истории.
Вызывают интерес «Азбуковники», списки иностранных или славянских слов с объяснением их. В ХVII веке содержание «Азбуковника» обновляется, он начинает пропагандировать свободные науки среди публики, принимая форму школьной хрестоматии для чтения.
Третья глава посвящена светской школе Петра и императриц.
Первая русская светская школа появилась с довольно случайной программой. Это была «школа математических и навигацких наук» 1701 г. позже появляются «цифирные» школы.
Однако петровская светская школа оказалась недолговечной. Остатки ее уцелели лишь в слиянии с военной школой,отчасти заимствовавшей ее программу. Духовная школа стояла прочнее светской.
Характерной чертой русской школы того времени является то, что она не ставит задачей воспитания и общего образования, а имеет в виду техническую выучку для профессиональных целей.
Новый период наступил, когда на смену узкопрофессиональной и сословной школы первой половины ХVII века пришла школа общеобразовательная и бессословная, преследовавшая чисто педагогические цели.
При Екатерине дело ограничилось единичными усилиями отдельных лиц в отношении совершенствования образования. Низшая школа в России оставалась делом будущего. ХVIII век едва оказался в состоянии поставить на ноги среднюю школу.
В следующая главе описывается борьба за школу и просвещение при старом режиме.
Первая из существенных перемен в учебном деле относится к первым годам правления Александра I . В соответствии с «Предварительными правилами народного просвещения» 1803 г. было определено, что «народное просвещение в Российской империи составляет особенную государственную часть».
Образовательная часть в гимназиях 1804 г. стояла гораздо выше, а воспитательная значительно ниже, чем требовалось для дворянства и для зажиточных классов того времени.
Так, идеей реформы 1828 г. стало то, что школа должна не только учить, но и воспитывать и что это воспитание должно всецело находиться в руках государства. Подвергся изменениям и университетский устав 1835 г. Правительство считало необходимым подвергнуть университеты еще более сильному контролю.
Год перелома – 1855 г., начало нового царствования. Были отменены все ограничения для студентов, введена автономия профессорской корпорации. Однако устав 1884 г. вновь усилил инспекторский контроль над студентами.
Что касается начальной школы, то в ущерб земской школе утверждалась церковно-приходская, задачей которой было: «утверждать в народе православное учение веры и нравственности христианской и сообщать первоначальные полезные знания».
Главнейшие перемены предреволюционного периода произошли в области народного образования, как начального, так и внешкольного. Именно здесь чувствуется напор новых веяний,перед которыми старая власть оказывается бессильной.
Данные конца ХIХ и начала ХХ веков показывают значительное улучшение грамотности всего населения. На протяжении между двумя революциями 1905 и 1917 гг. велась борьба с правительственной школой. В области школы царило полнейшее самоуправство и, как следствие созданных войной разрушений, далеко пошел материальный упадок школы.
Пятая глава характеризует положение школы на службе политики в СССР.
Марксистская педагогика заменила идею «народного образования» идеей «социального воспитания». Основная задача народного образования в советской республике определялась постановлениями партии. Понятия «политехнического» образования и идея «всестороннего развития» были заимствованы в партийной программе непосредственно от Маркса и Энгельса. Советская власть серьезно думала распространить опыты нового воспитания на всю Россию. Однако ее расчеты натолкнулись на непреодолимые препятствия. Первым из них было отсутствие корпуса учителей, готовых служить новому режиму. Вторым была невозможность для этой власти поддержать тот уровень, какого достигла школа в довоенный период. Лишь НЭП позволил переломить настроение учительской среды в сторону «нейтралитета».
Литературные заметки. Книга 1 ("Последние новости": 1928-1931) Адамович Георгий Викторович
«ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ» П.Н. МИЛЮКОВА: ЛИТЕРАТУРА
«ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ» П.Н. МИЛЮКОВА: ЛИТЕРАТУРА
Есть очень распространенный тип людей… Произнося такие слова, как религия или искусство, литература или политика, они в воображении своем видят несколько различных, ясно разграниченных областей или даже ряд отдельно развешанных полочек: на этой вот находятся вопросы и темы литературные, на другой можно обозреть развитие религиозное, и так далее. Если спросить их, что такое жизнь или что такое культура, они, вероятно, ответят, что это и политика, и религия, и искусство, взятые вместе, но на деле они этого, - подразумеваемого в самом понятии «культура», - проникновения одного в другое, этой связи одного с другим не сознают и не чувствуют. При созданной ими системе полочек, для чего действительно и понадобилось бы это взаимное проникновение? В литературе возникают свои «проблемы», в других областях - свои, - связи нет и она не нужна.
Насколько позволяет утверждать наблюдение, этот тип людей - тип прирожденный: ни образование, ни ученость тут ничего не изменяют, – наоборот, они на этой природной почве способствуют выработке специалистов. И лишь самые выдающиеся среди специалистов помнят и понимают, что в реальности никаких отделений, уголков и полочек нет, а есть только жизнь, – т. е. сознание личное или национальное, в котором все сплетено и переплетено и которое при всем многообразии своего развития все-таки едино.
«Очерки по истории русской культуры» П.Н. Милюкова написаны как будто с воспитательной целью – показать внутреннее единство развития культуры. Какую бы часть этого труда ни взять, везде сразу обнаруживается дух общности… Это впечатление можно иллюстрировать сравнением. Говорят: «в глыбе мрамора таится будущая статуя». Вот автор «Очерков» в различных частях своей книги как бы и показывает нам те статуи, которые в «глыбе» скрыты: они мастерски высечены его рукой, они живут и самостоятельной жизнью, но в каждой из них мы узнаем все тот же материал, тот же мрамор - в различных обликах видим то же самое. В данном случае «глыба» - это Россия и ее история. Рассказывая о русской литературе, П. Н. Милюков ни на минуту не забывает, что литературу творили не какие-либо «словесные цехи», а люди, думающие и о религии, и о политике, и обо всем прочем, - и, выделяя в этих главах книги нужные ему черты культуры, он не упускал из виду ее общего фона. Поэтому в сжатом изложении его «Очерков» многие литературные факты оказываются гораздо понятнее, - а иногда и представляются гораздо естественнее, - чем в иных пространных, специально-литературных обзорах.
Общие взгляды, дающие, так сказать, «идейное направление» литературным главам «Очерков», - те же, конечно, что обнаруживаются и в других отделах этого труда. О них было много толков и споров еще тридцать лет тому назад, когда «Очерки» вышли в свет – к характеристике их возвращаться нет необходимости. Недавно П. Бицилли совершенно правильно указал, что эти взгляды, в свое время многих в России удивившие теперь господствуют в науке. Этому можно было бы добавить, что в теперешней России, в нынешней Москве, с ее упрощенным марксистским догматизмом, научные взгляды П. Н. Милюкова должны были бы вызвать удивление не меньшее: любой «рабфаковец» с жаром и азартом принялся бы их опровергать, не подозревая, что преподанное ему с одобрения правительства «миропонимание» есть всего лишь обветшалая, выхолощенная, мертвенная схема, и что только полное отсутствие критики позволяет ей держаться и даже сходить за «последнее слово науки»… Но беседа обо всем этом увлекла бы нас далеко и надолго в сторону. Вопрос интереснейший, но имеет он непосредственное отношение к «Очеркам» в целом, а не к одной лишь литературной их части.
Главной новостью в только что вышедшем издании второго тома «Очерков» является рассказ о развитии культуры в России за последние десятилетия. В прежнем тексте сделаны кое-какие изменения, новые же главы, в которых изложение доходит до 1930 года, только теперь, разумеется, и могли быть написаны. На них, как на «новинку», и следует обратить особенное внимание. П.Н. Милюков предвидел, вероятно, в чем именно будет заключаться трудность такого дополнения к его книге - он намекает на это в предисловии, говоря об условиях, позволяющих создаться впечатлению «непрерывности исторического процесса». Действительно, выделить из бесформенного, сбивчивого потока жизни остов литературного развития нации – «высечь из глыбы статую», если повторить сравнение, – было задачей, привычной для историка, да и само время в разрешении этой задачи помогало ему, подчеркивая то, что существенно, отодвигая в тень то, что должно и может быть забыто. Но прибавить к такому организму новую часть и не только не нарушить внутренней логики его роста, а даже, наоборот, с большей отчетливостью эту логику вскрыть, - т.е. узнать в настоящем те черты, которые останутся для него характерны, когда оно сделается прошлым, или, иначе говоря, стереть окончательно черту между историей и жизнью, - это было попыткой смелой и рискованной.
Надо сказать сразу, что в литературной части «Очерков» она удалась автору в высшей степени. Не всегда и не совсем соглашаешься с П. Н. Милюковым в отдельных оценках и характеристиках, читая эти главы, но непрерывность процесса показана в них с исключительной убедительностью. И когда книгу закрываешь на последних словах ее, - о том, что и сейчас еще «в чрезвычайно трудных обстоятельствах русская литература не утратила жизненности и внутренней силы сопротивления», - слова эти кажутся бесспорной истиной. Разве может быть иначе? - спрашиваешь себя сам. Разве может быть, чтобы после стольких лет такой мощной, непрерывной жизни русская литература вдруг «скончалась» «в тисках цензуры» или от других внешних причин. История говорит о бывшем и учит понимать будущее: в «Очерках» такой урок дан.
По представлению П. Милюкова, русская литература на протяжении всего пути своего шла к жизни и сближению с ней. Она медленно и постепенно «находила себя», освобождалась от чуждых ей влияний, преодолевала их, - пока, наконец, не явились Пушкин и Гоголь. Период этот и следующие за ним три-четыре десятилетия автор «Очерков» называет классическим, - не в школьно-теоретическом смысле слова, а поясняя тут же, что «классическими могут быть названы в истории всех литератур те периоды, когда национальное творчество достигло независимого и наиболее полного своего проявления». П. Милюков считает, что именно черты художественного реализма, правдивости, «жизненности» и являются чертами, свойственными русской литературе в ее «полном проявлении» (впрочем, едва ли только русской; автор «Очерков», как известно, относится довольно скептически к распространенным и разновидным теориям насчет духовной исключительности и особой «миссии» русского народа; остроумно и, надо сознаться, не без основания утверждал он, что у нас «национальное самолюбие монополизировало общечеловеческие черты»!).
Классический период кончился. На смену ему в девяностых годах прошлого века явилось течение, для определения которого П. Милюков употребляет слово «декадентство», – слово от которого в то время никто из представителей течения не отрекался, но которое для истории литературы опасно потому, что в нем заключена оценка: кого мы называем «упадочником», – того мы и характеризуем, и характеризуем притом отрицательно. Это поняли декаденты, и неудобную кличку они вскоре переменили на другую – «символисты». Были к тому, с их точки зрения, и внутренние причины… Но П. Милюков склонен между декадентством и символизмом поставить знак равенства. Нет сомнения, что для автора «Очерков» в общей его концепции отрицательная характеристика, заключенная в слове «декадентство», одна только и приемлема. Декаденты для него в каком–то смысле - изменники, точнее, отступники: не только они предпочли всей пушкино-гоголе-толстовской мудрости сомнительные и недолговечные причуды европейской литературной моды, но и принялись мечтать о небывалом и несбыточном, т. е. оторвались от жизни. П. Н. Милюков не отрицает исторической закономерности в факте их появления, но он им решительно не сочувствует. В предисловии он замечает, что хотел бы судить о них «sine ira et studio», оговариваясь, однако, что «не может разделить их собственной оценки внесенного ими вклада в культуру».
Сорок лет прошло со времени появления первых декадентов. У следующего поколения, от лица которого я решаюсь сейчас говорить, нет никакого основания питать к ним повышенную нежность: много было бреда в их мыслях, много фальши в их чувствах… Да и вечный раздор «отцов и детей» дает себя знать. И все-таки мне кажется, П. Милюков, старший современник декадентов, - почти их сверстник, - к ним несправедлив. Дело не столько в свершениях, сколько в стремлениях. Автор «Очерков» не будет, вероятно, отрицать, что русская литература к концу века переставала и наконец перестала быть «классической» сама по себе, вне связи с появлением декадентства, что она посерела и потускнела донельзя, - что вообще от «классицизма» осталась только оболочка, а дух его безвозвратно отлетел. Лев Толстой - не в счет, да он к тому времени из литературы уже ушел, остальные же бесспорно «великие» все умерли: Достоевский, Тютчев, Некрасов, Тургенев… Уровень понизился ужасающе, и если еще и теперь раскрыть любой журнал тех годов, то литературная захолустность его изумляет, чего никак нельзя сказать о журналах предшествующих десятилетий. Мережковский «со товарищи» и рванулись из захолустья, и если они оказались декадентами, то это для их характеристики признак второстепенный: такова была тогда литературная «верхушка» Европы.
В разладе Золя с Верленом, о котором П. Милюков вспоминает, культурная правота была на стороне Верлена - декаденты в диагнозе своем не ошиблись. Кстати, об источниках декадентства. П. Милюков указывает на творчество Бодлера, как на один из главнейших… Совсем недавно, на днях, можно сказать, автор «Очерков» встретился на одном литературном диспуте с «основоположником» русского декадентства Мережковским, - и вот опять речь зашла о Бодлере. «Это были наши грязные пеленки!» - воскликнул Д. Мережковский, к великому, скажу даже - к горестном изумлению некоторых слушателей. П. Милюков шутливо перебил его: «Да ведь это вы Бодлера и в люди-то вывели!» Не знаю, только ли хотел Милюков пошутить, – в словах его был заключен и другой смысл: «Как, – можно было возразить Мережковскому, – вы открещиваетесь от лучшего из всего того, что было вами “открыто”, от самого глубокого и трагического поэта новой Европы? Если – “грязные пеленки”, то, значит, вы и до сих пор в Бодлере ничего, кроме эстетизма, сатанизма, и дендизма, не нашли? Право, всего этого не стоило и “открывать”».
Я оттого вспомнил сейчас этот эпизод, - более значительный для истории литературы, чем кажется на первый взгляд, - что П. Милюков, как свидетель и современник, в отношении к декадентам, может быть, по-своему, и прав. Но история и время лучше них самих разглядели их «открытие», сделали в нем отбор и, думаю, нашли в пользу их исторического дела доводы, которые дадут им оправдание.
Чтобы покончить с вопросом об источниках декадентства, отмечу еще только указание автора «Очерков» насчет роли Ницше. Несомненно, имя Ницше, - как и подчеркивает П. Милюков в примечании к соответствующей главе, - часто произносилось декадентами «всуе», по недоразумению. И конечно, всей своей эстетикой этот период гораздо больше обязан ницшевскому врагу и антиподу - Вагнеру, этому «Царю туманов», как назвал его кто-то из символистов.
Среди писателей символо-декадентского периода П. Милюков выделяет Блока. Он высоко ставит «выстраданную поэзию», он признает ее даже гениальной. Помимо черт совестливости и чести, которые в Блоке обаятельны для всякого непредубежденного человека, П. Милюкова, вероятно, пленило в нем то, что с Блоком наша словесность «вернулась к жизни», - пожелала вернуться к ней, по крайней мере. В новейшей полосе литературы именно это для Милюкова и существенно, - и если к советской «литпродукции» он так внимателен, то именно потому, что продукция эта реалистична и всякого рода туманам чужда.
Очерк литературы революционного времени занимает в изложении Милюкова больше трети всех страниц, посвященных словесности вообще. На такое явное несоответствие историческому значению и ценности вещей П. Милюков пошел умышленно, желая убедить современников своих, что «культурная ткань не порвана» и что «навстречу разрушению идут начатки новых творческих процессов». Очерк достаточно полон для того, чтобы цель автора была достигнута, и на редкость отчетлив.
Жаль только, что П. Милюков не объяснил своего взгляда по вопросу о цензуре, - для «убеждения» многих теперешних читателей это, пожалуй, было бы нужно. Сейчас нередко ведь рассуждают так: «в России нет свободы, значит, не может быть и литературы», - забывая, что расцвет литературы далеко не совпадал у нас с расцветом свободы: достаточно назвать хотя бы Пушкина. Что говорить, бенкендорфовская цензура была детской забавой по сравнению со сталинской, но пример Пушкина доказывает все-таки, что тезис о литературной свободе в примитивном схематизме своем ложен. Литература страдает от правительственной опеки, она безмерно ею тяготиться, – но она «изворачивается», она не умирает.
По мысли П. Милюкова, - если только я правильно его мысль между строк понял, - цензура выдерживается литературой в любых правилах, пока эта цензура отрицательная (т. е. не пиши о том-то, не касайся того-то); она становится подлинной угрозой существованию литературы, переходя в положительный «заказ», и даже приказ (т. е. пиши обязательно только о том-то)… Сейчас в России эта угроза сильна, как никогда. Тревога, чувствующаяся в заключительной части главы о советской литературе, отчасти этим положением, кажется мне, и внушена.
От Воронского советская словесность докатилась сейчас до Безыменского. Для всякого, кто мало-мальски с нею знаком, - это имена малозначительные. Первый твердил о необходимости «известного минимума свободы», второй гордится званием «литературного чекиста». Эволюция становится еще чудовищней, если вспомнить все прошлое нашей литературы. П. Милюков в своих «Очерках», и особенно в последней их части, главным образом следит за притаившейся, сопротивляющейся, борющейся духовной энергией, накопленной веками и сейчас то там, то здесь вырывающейся, как пар из клапана. Именно во внимании к вечно живому и постоянному сквозь временное и случайное и заключена ценность труда П. Милюкова – труда огромного по размерам и по значению.
Из книги Гоголь в русской критике автора Добролюбов Николай АлександровичОчерки гоголевского периода русской литературы (Сочинения Николая Васильевича Гоголя. Четыре тома.Издание второе. Москва. 1855.Сочинения Николая Васильевича Гоголя, найденные после его смерти.Похождения Чичикова или Мертвые души. Том второй (пять глав). Москва.
Из книги Мировая художественная культура. XX век. Литература автора Олесина ЕСеребряный век как уникальное явление русской
Из книги Набоков и потусторонность автора Набоков ВладимирЗаключение Набоков и Серебряный век русской культуры Были ли правы критики-эмигранты, отказавшие набоковскому искусству в «русскости»? Впрямь ли не было у Набокова предшественников в русской литературе и культуре?В интервью, лекциях, предисловиях к книгам Набоков
Из книги Том 3. Литературная критика автора Чернышевский Николай ГавриловичОчерки гоголевского периода русской литературы (Сочинения Николая Васильевича Гоголя. Четыре тома. Издание второе. Москва. 1855;Сочинения Николая Васильевича Гоголя, найденные после его смерти. Похождения Чичикова или Мертвые души. Том второй (пять глав). Москва, 1855)В
Из книги В лабиринтах детектива автора Разин ВладимирОчерки гоголевского периода русской литературы Впервые опубликованы в «Современнике»: статья первая в № 12 за 1855 год, вторая - девятая статьи в No№ 1, 2, 4, 7, 9, 10, 11 и 12 за 1856 год. В настоящее издание вошли статья первая, содержащая характеристику творчества Гоголя, статьи
Из книги Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3 автора Гомолицкий Лев НиколаевичОчерки истории советской и российской детективной литературы ХХ века Автор этой книги, Владимир Михайлович Разин, был одним из известнейших саратовских журналистов. Многолетний главный редактор “Железнодорожника Поволжья”, завотделом “Саратовских вестей”,
Из книги История русской литературы XVIII века автора Лебедева О. Б.Ко дню русской культуры. Венец терновый, увитый лаврами (О русском искусстве) Искусство каждого народа имеет свой основной тон, а именно ту веру, которой живет народ, если только справедливо, что искусство есть отражение народной души. По крайней мере, для русского
Из книги История русской литературы XIX века. Часть 1. 1800-1830-е годы автора Лебедев Юрий ВладимировичОб основах русской культуры Эту свою работу посвящаю народу Карпатской Руси Важно не количество знаний, а качество их. Можно знать очень много, не зная самого нужного. Лев Толстой Культура - слово не русское, и понятие, которое это слово выражает, - тоже не русское.Когда
Из книги Андрей Белый: Разыскания и этюды автора Лавров Александр ВасильевичIV. Литературоведение (статьи по истории русской литературы XVIII в.): 1. Стенник Ю. В. Проблема периодизации русской литературы XVIII в. // XVIII век. Сб. 16. Л., 1989.2. Кузьмина В. Д. Повести Петровского времени // История русской литературы: В 14 т. М.; Л., 1941. Т. 3.3. Кочеткова Н. Д. Ораторская
Из книги Веревочная лестница автора Берг Михаил ЮрьевичКольцов в истории русской культуры. Современники видели в поэзии Кольцова что-то пророческое. В. Майков писал: «Он был более поэтом возможного и будущего, чем поэтом действительного и настоящего». А Некрасов назвал песни Кольцова «вещими». Действительно, хотя Кольцов
Из книги В ПОИСКАХ ЛИЧНОСТИ: опыт русской классики автора Кантор Владимир Карлович Из книги Театральные взгляды Василия Розанова автора Розанов Василий ВасильевичМераб Мамардашвили и замкнутый круг русской истории Россия на переломе. Сколько раз уже это было. Сколько раз казалось, что тоталитарное прошлое позади и демократическое будущее неотменимо. Однако проходило время, и заманчивый образ «просвещенного авторитаризма»
Из книги История зарубежной литературы конца XIX – начала XX века автора Жук Максим Иванович Из книги Очерки по истории английской поэзии. Поэты эпохи Возрождения. [Том 1] автора Кружков Григорий МихайловичКомедия русской истории Умберто Эко утверждал, что единственный вариант детектива, который еще не написан, - тот, где преступником оказывался бы читатель. Именитый постмодернист, скорее всего, не читал последнюю книгу Василия Розанова «Апокалипсис нашего времени», где
Из книги автораУолтер Пейтер Из книги «Очерки по истории ренессанса» ПРЕДИСЛОВИЕ<… > Красота, как почти весь человеческий чувственный опыт, есть нечто относительное; поэтому определение ее тем менее имеет смысла и интереса, чем оно абстрактнее. Задача истинного эстетика
Из книги автораПредисловие Очерки по истории английской поэзии Два тома «Очерков по истории английской поэзии» предлагают читателю целую галерею поэтов и их творческих судеб поэзии – на протяжении без малого пяти веков. Лишь восемнадцатый век – эпоха Просвещения – едва
Теперь обратимся к концепции истории русской культуры, изложенной в фундаментальном труде Милюкова «Очерки по истории русской культуры». Первые выпуски «Очерков» начали печататься в 1895-1896 гг. в журнале «Мир Божий» (изд-во А. А. Давыдова), впоследствии переименованного в «Современный мир, журнал для самообразования». Это определило литературный стиль «Очерков». Немаловажное значение имело и то, что работе над ними предшествовал курс лекций. Это задало логику построения глав, заключительных выводов по каждому разделу. В них много иллюстративного материала, статистических таблиц, диаграмм, придающих исследованию аргументированность и историко-социологическую значимость. Каждый раздел заканчивается основательной библиографией, свидетельствующей об огромной исторической эрудиции автора. В «Очерках» много дискуссионных и острых, спорных проблем в изучении истории русской культуры. Но полемика всегда выдержана в спокойных интонациях. «Очерки» написаны в лучшей традиции русской научно-историче-,ской литературы. Читатели могут воспользоваться новым изданием «Очерков»1 (5 частей в 3-х томах), опубликованным в России в 1993-1995 гг. Находясь в эмиграции в Париже, Милюков существенно обновил содержание «Очерков», использовал богатый материал современной науки, дабы представить более обоснованный взгляд на ход русского исторического процесса. Первый том был полностью переработан автором и издан в Париже в 1937 г., а второй - в 1964 г. в Гааге уже после смерти П. Н. Милюкова. В предисловии П. Н. Милюков пишет, что в новом историческом материале он не встретил опровержения своих прежних позиций, но нашел в нем очень хорошую иллюстрацию основных положений и общего замысла своей работы. События подтверждают, что происходит процесс постепенного стирания случайных идеологических зигзагов и возвращения к «генеральным линиям» исторических законов - делает вывод П. Н. Милюков. Подводя итог многолетним спорам «западников» и «славянофилов», Милюков считал необходимым воспользоваться тем положительным, что было в работах обоих направлений, достигнуть их синтеза в постижении истории русской культуры. Для этого он обращается к анализу «предыстории» России на основе описания данных о географической среде, антропологическом субстрате и археологических чертах быта славян. Идеей, объединяющей черты своеоб- Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры: В 3 т. М, 1993-1995. разия и сходства, является понятие «месторазвитие русской культуры»1. Этот термин он считает наиболее удачным, ибо в нем сочетаются как элементы азиатского своеобразия, так и несомненные элементы сходства с европейской средой. В современной культурологии этот термин оказывается близким к понятию «культурное пространство», широко используемому в научной литературе и публицистике. Милюков был знаком с позициями «евразийцев» (Н. Трубецкой, П. Сувчинский и др.), и хотя во многом не разделял их взгляды, с научной точки зрения отмечал важность решения проблемы геополитического положения России. Термин «месторазвитие» широко использовался Ш. Монтескье в «Духе законов», Вольтером в «Опыте о нравах и духе народов», И. Гердером в «Идеях к философии истории человечества», Ф. Ратцелем в «Антропогеографии». К этому перечислению можно было бы добавить и Л. Н. Гумилева, в работах которого понятие «месторазвитие» приобрело ключевое значение для генезиса этноса. Милюков отмечает, что данный термин дает возможность научно обосновать причинную связь между природой данной территории и поселениями людей. Причем правильнее было бы говорить не об одной местности, а о множестве занятых этносом территорий и о культурных процессах, развивавшихся в них и лишь постепенно слившихся в одно органическое целое. На большом этнографическом, археологическом, лингвистическом, антропологическом материале Милюков доказывает проявление закона «запоздания исторического развития», характерного для истории русской культуры. Особенно это заметно при анализе отличий между странами Западной Европы и европейской частью России. Еще более значительные различия в уровне цивилизационного развития можно обнаружить на территориях Сибири и Дальнего Востока. «Применение этого метода к изучению "начала культуры" дало возможность впервые составить хотя и очень общее, но тем не менее связное представление о ходе этого процесса на русской территории», - заключает Милюков2. Интересен общий замысел «Очерков». Как пишет Милюков, в них должна быть дана не повествовательная, а объясняющая история, не хронологический пересказ событий прошлого, а объяснение исторических процессов в каждой отдельной области жизни, в их последовательном развитии, сохраняющем их внутренние тенденции. 1 Там же. Т. 1. С. 66. 2 Там же. С. 32. События, даты истории становятся лишь вехами тех глубинных процессов, которые происходят в духовной культуре России. Они отражаются в истории организации общественной жизни и в истории идей. i История русской культуры представляется не как повествовательная, а как объясняющая история, раскрывающая внутренний смысл эпохи, настроения, верования, мировосприятие людей, их своеобразный менталитет. Такой подход способствовал тому, что в «Очерках» всегда ощущался пульс исторического времени, соединяющий прошлое с настоящим. История русской культуры позволяет понять особенности национального самосознания и народного характера, драматизм внутренних противоречий, напряженность духовных поисков, инерцию общественных привычек, трудность принятия нововведений. Он при-* зывает историков не ограничиваться лишь перечислением «кристаллизовавшихся» продуктов культуры, ее окаменелых форм, созданных процессом культурной эволюции, а стремиться к пониманию внутренних импульсов духовных перемен. Это требует освоения культуры в широком историческом контексте, где органично соединяются демографические и этнические процессы, экономические и государственные изменения, умственные предпочтения и нравственные нормы, художественные вкусы и эстетика повседневной жизни. 4 Основой духовности русской культуры является религия: вначале - язычество, а затем - православие, но всегда тесно переплетенные друг с другом. Активный дух культуры обнаруживается в свободной инициативе человеческой личности, разрушающей отжившие формы, утратившие исторический смысл и создающей новые. В первой части «Очерков» представлен исторический каркас здания русской культуры, того Дома, в котором проводит свою жизнь русский народ. Предлагается своеобразная экспертиза этого Дома: территориальные размеры, состав и качественные характеристики населения, особенности его архитектурного стиля. Такое описание вполне можно назвать пространственной моделью культуры. Опираясь на статистические данные о демографическом росте от эпохи Петра I, когда в России проживало 13 миллионов, до 1897 г., когда численность населения увеличилась до 129 миллионов, Милюков делает вывод, что русское население находится в периоде свободного возрастания. Характеризуя этнический портрет населения России, он убедительно показывает его разнородный состав, пребывающий в постоянной исторической динамике. Если Европа «уселась на месте» к VIII-IX в., то в России перемещение племен и народов в это время только начиналось: Пестрота племенного состава до сих пор превращает Россию в живой этнографический музей всевозможных народностей1. Еще далек от завершения вековой процесс слияния различных этнических элементов и становление русского народа. Милюков представляет подробную карту расселения различных народов на территории России, объясняя исторические пути миграции, закрепления населения за определенными регионами, освоения им естественных богатств земли Русской. Смешанный национально-этнический состав определил территориально-административное деление России на губернии, введенное Петром I в 1708-1712 гг. Анализируя тенденции развития экономической жизни России, Милюков обращает внимание на относительно медленный и экстенсивный характер изменений, низкую земледельческую культуру, определяемую обширностью территорий, возможностью освоения новых пространств. Разобщенность различных частей России была вызвана плохим состоянием дорог, а это вело к затруднениям в организации внутреннего рынка, где торговля имела караванный и ярмарочный характер. Промышленность была преимущественно «домашне-кустарной», хотя во 2-й половине XIX в. начался быстрый рост капитализма, и с каждый годом Россия все более укреплялась на новой ступени экономической жизни, а индустриализм явился необходимым продуктом внутреннего развития. В России интенсивно совершается процесс, который на Западе шел почти тысячу лет. Милюков обращает внимание на высокий курс денег, накопление драгоценных металлов, постепенное, но неуклонное развитие кредитной системы. Особое значение он придает формированию третьего сословия, развитию городов. Но в силу особых экономических условий город складывается прежде всего как административный и военный центр. Он всегда был «огорожен» крепостными стенами, внутри сосредоточивались власть, армия, а вокруг селились ремесленники, торговцы. Они составляли второе - посад - и третье - слобода - городские «кольца», обслуживая нужды города. 1 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1.4. 2. С. 37. Государственное управление приобретало централизованный характер при недостаточном развитии гражданских свобод и политического народного представительства. Все это оказало несомненное влияние на становление и специфику политической культуры России. Интерес представляет исследование сословного строя России, его эволюция, происходившие позитивные и негативные перемены. Милюков анализирует четыре периода истории русского дворянства, изменения его отношений с властью, возможности накопления богатства и процессы разорения, распространение просвещения и культуры. Он отмечает трудность выживания сословия, многократное прерывание культурной преемственности. Иван IV вел борьбу с титулованным дворянством, загубил множество знатных фамилий, извел их «под корень». За полвека исчезло большинство княжеских боярских родов, ликвидированы их имения. Примером тому служат истории существования таких старинных аристократических фамилий, как Голицыны, Одоевские, Куракины, Трубецкие, Мстиславские, Курбские. Крупные состояния на Руси приобретались чрезвычайно быстро, но также быстро и проживались. Стоимость имений определялась не столько размером территории, сколько количеством душ. (Вспомним «Мертвые души» Н. В. Гоголя.) Земля и владение ею не считались особой ценностью, а небрежное отношение к хозяйству было традицией «служилого» класса. Распространение кредитов и займов под залог, продажа имений за долг привели к разорению дворянства. В конце XIX в. только 1/3 дворянства владела землей. Отмечая особенности развития сословий в России, Милюков пишет: ...В нашей исторической жизни не было условий для образования крепко сплоченных сословий, в нашем дворянстве не создавалось чувства сословного единства. При отсутствии этого корпоративного духа никогда и нигде привилегии дворянского сословия не возникали так быстро и не существовали так недолго и не разрушались так полно, как у нас1. Это положение высшего сословия, наиболее инициативного и образованного, оказывало влияние на характер развития культуры в России. В ней сочетались традиционность и новаторство, косность и прогрессивность, человеколюбие и воинственность, демократизм и местничество, сословная замкнутость и гуманистическая открытость. Эти противоречивые тенденции приводили к появлению двух достаточно полярных взглядов на процесс исторического развития России. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1. Ч. 2. С. 292. Первый взгляд выражен в позиции славянофильства. Он сводится к тому, что «историческое развитие русского народа было, есть и будет совершенно самобытно, своеобразно и не похоже ни на какую другую национальную историю»1. Славянофилы верили в то, что каждый народ призван к осуществлению своей национальной идеи, которая связана с внутренними свойствами народного духа. Единство национальной идеи должно выразиться и в единстве национальной истории, а всякое заимствование со стороны есть искажение национальной идеи, измена заветам предков. Милюков высказывает несогласие с таким подходом и считает, что его возрождение является теоретическим оправданием надвигающейся политической реакции. Какая историческая связь существует между натуральным хозяйством, крепостным правом и периодом развития нового хозяйства и гражданским равноправием? Между историческим прошлым русского севера и необычайно быстрым развитием юга, способствовавшим перемещению центра экономической жизни всего лишь за один век? «Наши националисты, - пишет Милюков, - жаловались на Петра Великого, что он хотел только что вышедшую из младенчества Россию одеть в? костюм взрослого человека: но настаивая на поддержании исторической традиции, не хотят ли они сами во что бы то ни стало сохранить на юноше детские пеленки»2. Иной взгляд в оценке исторического процесса основан на утверждении общности исторического развития всех стран и народов. Разница заключается лишь в том, на какой ступени этой лестницы находится та или иная страна/народ, какова дистанция между ними. В дальнейшем Россия будет продолжать свою эволюцию и пройдет те же ступени, которые уже пройдены Западом. П. Я. Чаадаев и отчасти Б. С. Соловьев советовали России пережить сначала все стадии европейской жизни, чтобы прийти к такому же уровню развития цивилизации. Эта позиция периодически возникает в дискуссиях об историческом пути России. Отголоски тех споров можно услышать и в наше время. Какой из этих двух подходов верен? Представляет ли Россия совсем особый тип национального развития или находится только на одной из ступеней, давно пройденных Европой? Милюков считает, что тот и другой взгляды в чистом виде обнаруживают крайность, 1 Там же. С. 238. 2 Там же. С. 296. когда истина смешана с ошибкой, тогда как во всем же необходимы мера и «золотая середина». Несомненно, что история и культура каждой страны уникальны, неповторимы, самобытны, что является их беспорным достоинством. Но при этом во всех областях жизни историческое развитие совершается в России в том же направлении, что и в Европе. Это, конечно, не означает абсолютного совпадения и тождества. Как, впрочем, и на Западе, где каждое государство отличается своеобразием и сведение всех стран в общую рубрику имеет весьма условное и относительное значение. Это позволяет не просто категорически отказываться от любых форм заимствования, а принять наиболее пригодные и технически удобные, чтобы облечь в них назревшую потребность данного момента народной жизни. При этом сходство России с Европой не является заведомой целью, а лишь естественным следствием поиска возможностей для решения возникающих проблем. Итак, делает вывод Милюков, не следует пугать самих себя и других страхом перед мнимой изменой нашей национальной традиции. Если наше прошлое и связано с настоящим, то оно связано не так, как связывается идея с ее постепенным осуществлением, а только как балласт, мешающий идее осуществиться и тянущий нас книзу, хотя с каждым днем все слабее и слабее1. Помимо естественного хода общественной эволюции особое значение имеет человеческая деятельность, вдохновляемая идеалами, ценностями и опирающаяся на традиции. Воспитание из поколения в поколение передает эстафету, создавая культурные нормы, привычки, повседневный уклад, стиль и способ жизни. Но в случае резких общественных перемен традиции прерываются, лишаются жизненной опоры, становятся помехой на пути развития. Продолжая исследование истории русской культуры, Милюков отмечает, что в развитии культуры как демографический, так и этнический состав населения, территориальное пространство, экономический уклад, государственный и сословный строй - лишь «стены» огромного здания. Несомненно, что если фундамент гнилой, то и весь каркас дома грозит обвалом, и все погибнут под обломками. Поэтому внешняя обстановка не просто «жалкая шелуха», не имеющая отношения к культуре, но она и не исчерпывает всего объема культурной жизни. Отрыв материальной и духовной культуры ведет лишь к тра- 1 Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Т. 1.4. 2. С. 297. гическим заблуждениям в теории и на практике. Более того, материальный характер экономического фактора лишь кажущийся, ибо в нем всегда выражается определенный уровень сознания людей, их интересы, потребности, желания и оценки. Но также ошибочным было бы игнорировать этот фактор, объясняя развитие культуры лишь особенностями национального характера и народного русского духа. И хотя спор о том, что первично, а что вторично, казалось бы, изжил себя, старые понятия живучи и обладают свойством возрождаться в новых формах. Исследуя особенности развития культуры России, можно поставить такие вопросы: как жилось в этой исторической «постройке» ее обитателям? Во что они веровали, чего желали, к чему стремились, как развивались совесть и мысль русского народа? Эволюция духа имеет собственную внутреннюю закономерность. В существе своем она воспроизводит те же черты, какими этот процесс характеризуется в других странах и в иные времена истории. Но наряду с общим характеристиками существует и национальная особенность, столь важная для понимания русской культуры. Милюков выделяет наиболее значимые ценности, определяющие, на его взгляд, чувства и мысли русского общества. Этому он посвящает весь II том «Очерков»: «Вера. Творчество. Образование». В соответствии с логикой исследования можно сказать, что речь идет о религии, просвещении, их эволюции в истории русской культуры, их влиянии на художественное творчество и систему образования, состояние общественного мнения, национальное самосознание русских. ** Культурное влияние церкви и религии было преобладающим в исторической жизни русского народа, но не однозначным. Милюков считает неправомерным ни преувеличивать, ни недооценивать роль христианства в русской культуре. t Но при этом необходимо знать степень принятия веры в обществе, ее распространенность в различных социальных слоях. Православие имело своих искренних последователей. Об этом свидетельствуют летописи, жития святых, которые сохранили до наших дней живую память о духовном подъеме, охватившем Древнюю Русь. «Печер-ский патерик» надолго остался любимой книгой народного чтения. Но в миру, за монастырской оградой, православие лишь постепенно вытесняло язычество. По мнению А. Хомякова, Древняя Русь в период до монгольского нашествия еще оставалась языческой, восприняв религиозные обряды лишь внешне. >> Процесс христианизации народа шел очень медленно, лишь постепенно Россия становилась страной многочисленных церквей, колокольного звона, церковных служб и обрядов, исполнения строгих постов и усердных молитв. Религия превращалась во внутреннее состояние души, а вера приобретала национальный характер, становилась основой народного духа. * Усиление влияния Церкви на русское общество в значительной степени связано с падением Константинополя, когда попечение о судьбе православия было возложено на Россию. Так сложилась легенда о Москве - Третьем Риме. Национальное возвеличение русской церкви, ее самостоятельность были делом не только духовным, но и политическим. Церковь признала над собой верховенство государственной власти и ее покровительство. Несмотря на раскол, сек-танство и другие движения, православие приобретало черты национального религиозного вероисповедания русского народа. История художественного творчества была тесно связана с развитием религиозности в обществе. Милюков разделил историю русской литературы и искусства на четыре периода. Первый период характеризуется воспроизведением и невольным искажением образцов храмовой архитектуры, иконописи, стихосложения, полученных от Византии. Он соответствовал внешнем}" восприятию религиозных форм. Только в архитектуре он заканчивается довольно рано, а в остальных областях художественного творчества продолжается до конца XV - начала XVI в. Второй период наступает в XVI-XVII вв., его можно назвать периодом бессознательного народного творчества. Он выразился в почитании местных национальных особенностей, принимаемых за подлинную христианскую старину. Это привело к развитию самобытного искусства, когда христианская легенда вдохновляла художника и оказывала влияние на религиозную живопись, а архитектура переживала период расцвета национального стиля. Однако Церковь, утверждавшая религиозные каноны и догматы во имя формализма веры, начинает усиленное преследование и строго осуждает плоды самостоятельного религиозного творчества. Официальная вера ставит этому искусству слишком узкие рамки, и созданное положение оказывается роковым для дальнейшей судьбы русского искусства. В конце XVII в. русский религиозный формализм был еще слишком силен, чтобы дать свободу новым тенденциям, но и слишком слаб, чтобы вызвать сочувствие в широких кругах общества. Русская душа все еще была слишком поверхностно затронута религиозным влиянием. И эти обстоятельства положили начало новому этапу. Третий период начинается с XVIII в. и характеризуется усилением западного светского влияния, которое находит в России благодатную почву. В самый короткий срок все мировоззрение высшего русского общества было секуляризовано. Отрешенное от своих национальных начал, осужденных Церковью, лишенное религиозного импульса, отвергнутого обществом, русское искусство оказалось восприимчивым к западным образцам. Все национально-самобытное было названо простонародным, сделалось достоянием низших слоев общества. Назначение высокого искусства в значительной степени определялось потребностью украшать обстановку точными копиями с произведений западного искусства. Четвертый период (с конца XVIII до начала XIX в.), определяется поворотом в искусстве к собственным национальным формам, к выражению новых духовных потребностей русского общества. Для литературы сближение с жизнью началось раньше, но вслед за ней в этот поток были вовлечены архитектура, живопись и музыка. Как только в нашем искусстве обнаружились попытки самостоятельности, так тотчас же целью этого стремления становилось служение обществу, а средством - самый широкий реализм. В тесной зависимости между собой находятся истории православия и русского просвещения. Эта связь в разные периоды то была достаточной прочной, то ослабевала. Несомненно, что в истории образования огромную роль играли монастыри, церковные приходы, а впоследствии семинарии и духовные академии. Просветительская деятельность церкви была первоначальным импульсом в распространении знаний. Но ограниченные возможности церкви и возрастающая потребность в образованных людях привели к тому, что развитие школы сосредоточилось в ведении государственной власти. Относительно роли образования в Древней Руси существуют разные точки зрения. Одни признают, что в это время грамотность была большой редкостью. Другие придерживаются иного мнения, считая, что распространение грамотности было почти повсеместным, жития святых имелись в каждом доме, а допетровская Русь была знакома со средневековой энциклопедией «свободных знаний». Для разрешения этих споров нужны достоверные источники. Уже в XVI в. наряду с грамотой, знанием азбуки и умением читать стала вводиться грамматика, чтобы обрести «силу в писании». Затем последовали диалектика и риторика, и все эти «словесные предметы» образовали основу начальной школы, дающей тривиальные знания. Понятие тривиальности, но уже в ином смысле - про- стоты, обычности, банальности - и сейчас употребляется в русской речи. Затем к этим предметам добавились философия и богословие. Такую программу «свободных знаний» имела Киевская духовная академия. Но новая программа встретила сопротивление у духовенства, считавшего, что развитие разума станет основой ослабления и даже изменой вере, разовьет непомерную гордыню, и поэтому предлагалось исключить из образования «поганские науки» Платона и Аристотеля. Такая позиция поддерживала отношение подозрительности к знаниям и учености и довольно долго удерживалась в общественном сознании. Однако уже во второй половине XVIII в. стало нарастать сопротивление невежеству, настойчивое стремление развивать просвещение. Получили распространение частные школы, домашнее образование, обучение у мастеров-специалистов. .Несмотря на различные запреты, удержать просвещение в заданных границах не удавалось. Расширялись контакты, проникали новые знания, вытесняя примитивные представления. В 1703 г. издается первый учебник арифметики, написанный воспитанником Московской академии Леонтием Магницким. По этому учебнику учились многие поколения молодых людей России. Получили распространение и другие математические знания: геометрия (или землемерие), алгебра и тригонометрия. Это выражало общественную потребность в прикладных знаниях. Симеон Полоцкий в своем произведении «Венец веры» развивал средневековые астрономию и астрологию, разделяя мнение о наличии влияния звезд на судьбы людей. Уже во времена Петра I в России были известны телескопы и другие инструменты для наблюдения за небесными светилами. Телескоп и поныне хранится в Кунсткамере в Санкт-Петербурге. В 1719 г. издается первый научный календарь, составленный Алексеем Изволовым. Известная коллекция «монстров и раритетов», привезенная Петром I, положила начало музейному собиранию, пробудила интерес к естественной истории. Созданная в 1715 г. Кунсткамера имела богатые минералогическую, ботаническую, палеонтологическую коллекции. Все это пробудило в российском обществе интерес к изучению природы, к жизни народов разных стран, организации научных экспедиций. В русских рукописях XV-XVI вв. передаются антропологические познания наших предков. Человек устроен по образцу «макрокосма» и подобно большому миру зависит от четырех стихий, проявляющихся в характерах людей. Понятия о мире и человеке служили основой врачебных и житей- ских предписаний: когда и что нужно есть, чего избегать, какие дела предпринимать. В конце XVI в. в Москве открылась первая аптека, а знаменитая книга Везалия об анатомии человека была переведена на русский язык в 1650 г. Немалое распространение имели различные исторические знания: летописи, жития святых, сказания, легенды, былины из жизни богатырей, византийские всемирные хроники, греческая мифология. Появилось систематическое изложение исторических событий в виде «Хронографа». В 1727 г. известным дипломатом князем Куракиным была написана «Гистория», проникнутая тонкими наблюдениями жизни и быта русских людей. Широкое распространение получают учебники словесности, буквари, учебные часословы, учебный псалтырь и другие издания. Весьма велики по тем временам и тиражи: 25-40 тысяч за период с 1678 до 1689 г. для 16-миллионного населения России. Особый интерес представляют «Азбуковники», известные в рукописях с XIII-XV столетий. Это древние энциклопедии, в которых даются объяснения иностранным словам, понятиям из разных сфер знания. Во 2-й половине XVII в. в них содержатся сведения о различных «свободных премудростях» - диалектике как учении о мироздании; риторике - умении говорить, излагать мысли; арифметике, геометрии, астрономии. Обзор важнейших этапов истории российского просвещения допетровской эпохи позволяет сделать вывод, что общество с древних времен испытывало глубокую потребность в образовании, распространении знаний. Представления о дремучем невежестве или поголовной неграмотности народа не только несправедливы, но и искажают историческую реальность. ** Российское общество было открыто к западным влияниям, имело собственные традиции просвещения и подготовило почву для быстрых перемен, начавшихся в период петровских реформ и получивших впоследствии дальнейшее развитие. В «Очерках» представлена широкая панорама развития просвещения в России, становления интеллигенции, влияния образования на изменение национального самосознания и общественного мнения. . В современной ситуации, когда проблема возрождения и развития культуры народов России приобрела особую актуальность, труды Милюкова по истории русской культуры вносят значительный вклад в становление идеалов и самосознание народа. Поиск разделяемых обществом духовных ценностей, символов веры и надежды, дает ориентир, позволяющий найти выход из кризиса, преодолеть распад общества, объединить жизненные силы народов России.
