Гюстав моро произведения. Моро гюстав (moreau, gustave), биография, картины с описанием

Парадоксальное творчество Моро находится на пересечении течений искусства XIX века. Питер Кук в конце монографической работы о Гюставе Моро (1826-1898) называет его протосимволистом, реже историческим художником, но вообще-то его сложно отнести к какой-либо категории. Лучшие из его замысловатых библейских и мифологических полотен врезаются в память, но сложны для дешифровки. Gustave Moreau: History Painting, Spirituality and Symbolism (Гюстав Моро: историческая живопись, духовность и символизм) — попытка пролить свет на эту крайне своеобразную фигуру на периферии французского искусства.

На его классических композициях маслом изображены фигуры на изолированных светлых участках, окруженные крупными темными зонами, расцвеченными разноцветными пятнами, которые придают этим гротам и тронным залам вид украшенных драгоценными камнями. Выражения лиц его героев сдержанны, а их жесты неестественны и торжественны. Одежды и архитектура покрыты замысловатыми украшениями, придающими картинам псевдоорганический вид. К концу Второй империи салонная историческая живопись становилась упражнением в сенсационности и щекотала нервы. Трудно не увидеть Моро как добровольно мучающего себя верностью традиции исторической живописи, дни которой, он подозревал, были сочтены. Его творчество находится между неоклассическим подходом к исторической живописи и зарождавшимся символистским движением, которое Моро казалось недостаточно значительным. В крайне сложном и эклектичном мировоззрении художника преданность искусству сочеталась с пантеистической мифологией и католическим мистицизмом. Позиция Моро как антиреалиста была следствием его привязанности к идеализму. Его политические взгляды были крайне монархистскими и националистическими.

Кук предполагает, что негативные отклики на салонные произведения Моро после успеха его Эдипа и Сфинкса (1864) были связаны со смешением стилей и затрудненностью толкования живописных нарративов. Он использовал неоклассицизм в качестве основы своего подхода, но включал и эмоциональный колорит романтизма, и орнаментализм дальневосточного и исламского искусства. Кук сравнивает картины Моро с другими, выставлявшимися на Салоне того же года. Это поучительно, поскольку многие из тех полотен написаны малоизвестными художниками и утрачены или оказались в запасниках провинциальных музеев.

Смешанное восприятие его салонных произведений способствовало тому, что Моро начал считать себя неуслышанным пророком. Желая обеспечить свою позицию в следующих поколениях, он передавал собственные принципы многочисленным ученикам. И работал над картинами, которые, согласно замыслу художника, должны были оказаться в посмертном музее, посвященном его творчеству. И если никто из учеников так и не стал его последователем, то парижский дом-музей Моро оказался более прочным наследием. Моро создавал копии своих успешных холстов, чтобы они могли храниться здесь.

Будучи учителем Высшей школы изящных искусств, Моро контактировал с поколением художников, позднее создавших модернизм. Студенты Анри Матисс, Альбер Марке и Шарль Камуан составили костяк движения фовистов, противостоявших идеалам учителя. Кук показывает, что Моро был доброжелательным наставником, рекомендовавшим копировать широкий круг произведений и производившим на учеников положительное впечатление. Но из всех крупнейших учеников Моро лишь Жорж Руо стал художником аллегорий и последовательным противником реализма. Моро был последним поборником традиции, от которой окончательно отвернулись более поздние художники. Его творчество весьма привлекательно и достаточно утонченно, чтобы заслужить запоздалое внимание, которое ему уделил Кук.

Текст: Александр Адамс

Гюстав Моро (Gustave Moreau 1826-1898) – французский художник-символист, чьё творчество бесчисленное количество раз называли странным. Но эту «странность» нужно рассматривать исключительно в положительном ключе: его полотна наполнены утончённым смыслом и новым, не привычным для зрителя подтекстом, который не так-то просто понять.

Характерной чертой Моро была искренняя и непоколебимая любовь к своему искусству, вера в его правильность и красоту. Он никогда не писал для масс и не стремился к тому, чтобы его поняла толпа. Художник ориентировался на незначительную часть зрителей, элиту общества, и сознательно не упрощал свои картины и их сюжеты. Пусть его понимали немногие – зато он сам был доволен тем, что изображал на холсте, был верен своим мыслям и придерживался своего стиля.

Одна из первых картин Моро, получивших известность, – «Эдип и Сфинкс» (1864). Особенным в ней кажется практически всё: и главные действующие персонажи, и остробокий, суровый пейзаж, и мрачное серое небо, затянутое тучами. Они кажутся такими же тяжелыми и ощутимыми, как горы, скалы и камни, изображенные на полотне. Зритель словно попадает в замкнутое пространство с ограниченным количеством воздуха: со всех сторон его окружают тучи и каменные громады.

Напряжённость атмосферы подчеркивают и главные герои. Сфинкс, существо с птичьими крыльями, туловищем льва и головой девушки, вцепился в Эдипа и когтями, и своим будто гипнотизирующим взглядом. Но лицо Эдипа не выражает никаких эмоций, он словно в полусне, застыл между мирами.

Моро писал и на библейские, и на мифические сюжеты. Женщины на его картинах чаще всего напоминают богинь: такие совершенство и красота вряд ли встречаются в действительности. Героини мастера всегда женственны, прекрасны, величественны… и нереальны. Но символизм не нуждался в объективности, и художники-символисты оставили возможность правдиво отображать мир представителям других направлений.

Очень часто Моро изображал чудесных неуловимых муз. На картине «Гесиод и муза» (1891) хрупкое, оторванное от земли создание выглядит так, как будто соткано из крошечных драгоценностей. Она легка и удивительна, её присутствие осчастливит любого творца, а без неё творчество словно блекнет. Но музу нельзя поймать и посадить на цепь – она своенравна и появляется тогда, когда захочет сама.

Гюстав Моро – художник, творчество которого «не привязано» к реальному времени. За сюжетами он отправлялся на сотни лет назад, где делал «пересадку» и ехал до «конечной» – до возвышенного и тонкого, поразительного и необъятного другого мира. Его персонажи - загадочны, полотна заставляют задуматься и всматриваться в каждую деталь. Он жил и работал согласно своим убеждениям, не оглядываясь на вкусы и предпочтения широкой публики.

Его можно назвать счастливым человеком – ведь он получил признание за то, что, по сути, делал для самого себя.

«Самая для меня важная вещь — это мимолётный импульс и невероятная тяга к абстракции. Выражение человеческих чувств, желаний — вот, что заботит меня по-настоящему, хотя я менее расположен выражать эти порывы души, чем писать видимое. Иначе говоря, я изображаю вспышки воображения, которые никто не знает, как трактовать, но я замечаю в них нечто божественное, передающееся через удивительную пластичность. Я вижу открытые волшебные горизонты, и всё это видение я бы назвал Возвышением и Очищением. »

— Гюстав Моро (1826-1898)

Гюстав Моро сильно выделяется из всех живописцев 19-го века. Он жил в Париже во времена расцвета выставок Салона, во время расцвета французских реалистов и ориенталистов, во время революции импрессионистов, но сумел сохранить свою уникальность и стать настоящим вдохновением для целого направления 20-го века — сюрреализма. А некоторые его считают и родоначальником фовизма.

Мастер в первый раз посетил Италию в 1841 году, то есть в свои 15 лет. Он настолько вдохновился живописью художников эпохи Ренессанса, что эта поездка определила его творческий путь. Про работы Леонардо да Винчи и Микеланджело он вспоминал: «Персонажи их картин будто бы спят наяву, будто бы их вознесли на небо живыми. Их самопоглощающая мечтательность направлена в другие миры, не в наш…». В общем, вещал аки волхв. Да и писал также. Влияние средневековой живописи и живописи эпохи Возрождения видны в его работе с цветом, композицией, перспективой.

А что бывает с художниками, которые немного «себе на уме», не приемлют новых модных тенденций? Правильно — «Здесь таких не любят». Во времена Второй Империи публика наслаждалась рококо, блеском и гламуром, а этот чудак видит иные измерения в средневековых картинах. Вот что про него сказал, например, Огюст Ренуар: «Гюстав Моро — никудышный художник! Он не умеет даже толком нарисовать ногу. Но чем он всех берет, и особенно евреев-ростовщиков: золотом. Да-да, он втискивает в свои картины так много золота, что никто не может устоять!». Критик и публицист Кастаньяри увидев его работы сказал — «Да ну, ретроград какой-то». А он имел весомое слово в то время. Но по всей видимости Гюстав видел чуть больше, чем Кастаньяри и остался верен своему методу.

А метод Моро сводился к следующему: он пытался зафиксировать сон. Ничего не напоминает? Да, почти этим позднее занимались сюрреалисты. А самый известный из них — Сальвадор Дали, так и вовсе бывало засыпал с монеткой в руке, под которую ставил медный таз, чтобы в тот момент, когда организм засыпает, а мышцы расслабляются, монетка выпадала и звук её удара о таз будил его, чтобы зафиксировать то, что он успел увидеть во сне. Гюстав скорее всего был не столь прямолинеен, когда говорил о своём «le rêve fixée» (лё рев фиксэ — остановленный сон). Он сознательно хотел «спровоцировать пробуждение от рутинного лунатического проживания жизни для того, чтобы узреть высшие духовные реальности, что в большей степени побуждающие, чем описательные и пронизаны непостоянными мистическими свойствами». Трудновато сразу разобраться в словах мастера-волхва, но по всей видимости повседневную жизнь он понимает, как сон, от которого можно пробудиться во сне физическом, когда подсознание освобождается от оков разума. И свои полотна он представляет как ключ к этому пробуждению наяву. Это и есть «le rêve fixée».

Вообще, идею такого столкновения двух миров позже воспринял Одилон Редон — видный представитель символизма. Он же сказал: «Усилия Моро были направлены на создание нового визуального словаря, который бы описывал как современные проблемы, так и общие тенденции». Тут чуть остановимся. Гюстава Моро относят к символистам. Но символизм очень непостоянен, даже скажу более, без контекста времени он невозможен. Вот, например, женщина в живописи 19-го века становится хрупким чувственным существом, часто ассоциирующаяся с матерью, заботой, нежностью, любовью. А тем не менее средневековый символизм, во многом основывающийся на библейских трактовках, трактует её противоположно — необузданные эмоции, хаос, непреодолимое желание, страх, смерть. (не путать с девой, девственницей). И Гюстав обращается именно к таким трактовках в своих работах «Саломея с головой Иона Крестителя» и «Эдип и Сфинкс». Кстати, упомянутый Редон сказал, что именно работа «Эдип и Сфинкс» вдохновила его избрать свой изолированный путь в искусстве.

А ниже его картины «Геракл и Стимфалийские птицы». Это сюжет о третьем подвиге Геракла, когда он победил с помощью барабана, дарованного Палладой, ужасных птиц, что убивали падающими с небес смертоносными перьями. Геракл ударил в барабан, птицы взвились в воздух, и в этот момент он их перестрелял из лука. Можно заметить, что скалы на полотнах написаны, как на полотнах мастеров эпохи Возрождения. Или даже заметить некую схожесть с работами китайских художников.

А тяга к абстракции и тёмным тонам хорошо заметна в его поздней работе «Томирис и Кир». Воюя с массагетами персидский царь Кир устроил им ловушку: он оставил большие запасы вина, а сам отступил. Массагеты, обнаружив запасы тут же напились в усмерть, и их атаковали персы, захватив в плен сына Томирис. Та собрав всё своё войско разбила Кира, а его голову сунула в винный мех, наполненный кровью. О правах человека тогда конечно не слышали, зато все поголовно были концептуалистами. А выражение «потерять голову» имело самое прямое значение. Об этом и повествует сей сюжет.

А ещё был интересный случай, который подчеркивает обособленность Гюстава Моро от остальных живописцев того времени. В зале Аполлона в Лувре Делакруа представил свою картину «Аполлон побеждает Пифона». Картина была написана на заказ для Второй Республики, как символ побед над мракобесием прошлого. А Моро в то же время выставляет своего Фаэтона, который очень уж напоминает Пифона. Вот только Фаэтон Гюстава ещё не поражён молнией Зевса. Смело!

Ещё я не упомянул тягу Густава к орнаментализму, который позднее станет одной из составляющих модернизма или ар-нуво. Моро порой мастерски вплетает арабески и прочие орнаменты в свои работы, создавая иллюзию каких-то магических рун, что будто бы светятся на полотне и пытаются что-то сказать. Но лучше посмотреть самому:

Гюстав Моро не отличался особой популярностью в своё время. Слава к нему пришла позднее, после его смерти. В прошлый раз я писал о , который умело чувствовал дух времени, Гюстав же на против, гнул свою свою линию, несмотря на всё давление со стороны коллег и критиков, тем самым дав пищу для размышлений будущим поколениям и фактически заложив основы сюрреализма. Нет пророка в своём отечестве, а точнее в своём времени. Я считаю его очень важным звеном между искусством средневековья, эпохи Возрождения и искусством века 20-го. Утерянным звеном, которое нашлось много позже, чем требовалось. А в какой-то мере и много раньше. Вот! Назовём его волхвом вне времени и пространства. А посему и сегодня он весьма актуален.

Ради искусства Гюстав Моро добровольно изолировал себя от общества. Тайна, которой он окружил свою жизнь, превратилась в легенду о самом художнике.

Моро родился 6 апреля 1826 года в Париже. Его отец, Луи Моро, был архитектором, в чьи обязанности входило поддерживать в надлежащем виде городские общественные здания и памятники. Смерть единственной сестры Моро, Камиллы, сплотила семью. Мать художника, Полина, была всем сердцем привязана к сыну и, овдовев, не расставалась с ним вплоть до своей кончины в 1884 году.

С раннего детства родители поощряли интерес ребенка к рисованию и приобщали его к классическому искусству. Гюстав много читал, любил рассматривать альбомы с репродукциями шедевров из коллекции Лувра, а в 1844 году по окончании школы получил степень бакалавра - редкое достижение для юных буржуа. Довольный успехами сына, Луи Моро определил его в мастерскую художника-неоклассициста Франсуа-Эдуарда Пико (1786-1868), где молодой Моро получил необходимую подготовку для поступления в Школу изящных искусств, куда в 1846 году успешно сдал экзамены.

Святой Георгий и Дракон (1890)

Грифон (1865)

Обучение здесь было крайне консервативным и в основном сводилось к копированию гипсовых слепков с античных статуй, рисованию мужской обнаженной натуры, изучению анатомии, перспективы и истории живописи. Между тем Моро все больше увлекался красочной живописью Делакруа и особенно его последователя Теодора Шассерио. Не сумев выиграть престижный Римский приз (победителей этого конкурса Школа за свой счет отправляла на учебу в Рим), в 1849 году Моро покинул школьные стены.

Молодой художник обратил свое внимание к Салону - ежегодной официальной выставке, на которую стремился попасть каждый начинающий в надежде быть замеченным критикой. Картины, представленные Моро в Салоне в 1850-е годы, например, "Песнь Песней" (1853), обнаруживали сильное влияние Шассерио, - выполненные в романтической манере, они отличались пронзительным колоритом и неистовым эротизмом.

Моро никогда не отрицал, что очень многим в творчестве обязан Шассерио, своему другу, рано ушедшему из жизни (в возрасте 37 лет). Потрясенный его кончиной, Моро посвятил его памяти полотно "Юноша и Смерть".

Влияние Теодора Шассерио очевидно и в двух больших полотнах, которые Моро начал писать в 1850-х годах, - в "Женихах Пенелопы" и "Дочерях Тезея". Работая над этими огромными, с большим количеством деталей, картинами, он почти не выходил из мастерской. Однако эта высокая требовательность к себе впоследствии часто становилась той причиной, по которой художник оставлял работы незавершенными.

Осенью 1857 года, стремясь восполнить пробел в образовании, Моро отправился в двухлетнюю поездку по Италии. Художник был очарован этой страной и сделал сотни копий и набросков с шедевров мастеров эпохи Возрождения. В Риме он влюбился в работы Микеланджело, во Флоренции - в фрески Андреа дель Сарто и Фра Анджелико, в Венеции неистово копировал Карпаччо, а в Неаполе изучал знаменитые фрески из Помпеи и Геркуланума. В Риме молодой человек познакомился с Эдгаром Дега, вместе они не раз выходили на зарисовки. Вдохновленный творческой атмосферой, Моро писал другу в Париж: "С этого времени, и навсегда, я собираюсь стать отшельником... Я убежден: ничто не заставит меня свернуть с этого пути".

Пэри (Священный слон). 1881-82

Вернувшись домой осенью 1859 года, Гюстав Моро с рвением принялся писать, однако его ожидали перемены. В это время он познакомился с гувернанткой, которая служила в доме неподалеку от его мастерской. Молодую женщину звали Александрина Дюре. Моро влюбился и, несмотря на то, что категорически отказался жениться, был верен ей более 30 лет. После смерти Александрины в 1890 году художник посвятил ей одно из лучших полотен - "Орфей у гробницы Эвридики".

Орфей у гробницы Эвридики (1890)

В 1862 году скончался отец художника, так и не узнавший, какой успех ожидает его сына в ближайшие десятилетия. На протяжении 1860-х годов Моро написал серию картин (любопытно, что все они были вертикальными по формату), которые были очень хорошо встречены в Салоне. Больше всего лавров досталось полотну "Эдип и Сфинкс", выставленному в 1864 году (картина была за 8000 франков приобретена на аукционе принцем Наполеоном). То было время триумфа реалистической школы, которую возглавлял Курбе, и критики объявили Моро одним из спасителей жанра исторической живописи.

Франко-прусская война, вспыхнувшая в 1870 году, и последующие события, связанные с Парижской Коммуной, оказали глубокое воздействие на Моро. На протяжении нескольких лет, вплоть до 1876 года, он не выставлялся в Салоне и даже отказался участвовать в украшении Пантеона. Когда, наконец, художник вернулся в Салон, то представил две картины, созданные на один сюжет, - сложное для восприятия полотно, написанное маслом, "Саломея" и большую акварель "Явление" , неодобрительно встреченную критикой.

Эта картина Моро - необычная трактовка библейской сцены, в которой прекрасная Саломея танцует перед царем Иродом, обещавшим за этот танец исполнить любое ее желание. По наущению матери Иродиады Саломея попросила у царя голову Иоанна Крестителя. Так царица хотела отомстить Иоанну Предтече, осудившему ее брак с Иродом. В шедевре Моро голова Иоанна Крестителя представлена как видение, явившееся Саломее в ореоле небесного света. Некоторые критики считают, что на картине изображен момент, предшествующий усекновению главы Иоанна Предтечи, и, таким образом, Саломея видит последствия своего поступка. Другие полагают, что сцена, которую изобразил художник, происходит уже после казни святого. Как бы то ни было, но на этом темном, насыщенном деталями полотне мы наблюдаем, как потрясена Саломея плывущим по воздуху жутким призраком.
Глаза Иоанна смотрят прямо на Саломею, а по длинным волосам Предтечи стекают на пол густые струйки крови. Его отрубленная голова парит в воздухе, окруженная ярким сиянием. Этот ореол состоит из радиальных лучей - так писали сияние в Средние века и в эпоху Возрождения, - именно острые лучи еще сильнее подчеркивают тревожную атмосферу картины.

Саломея, танцующая перед Иродом (1876)

Однако почитатели творчества Моро восприняли его новые работы как призыв к раскрепощению фантазии. Он стал кумиром писателей-символистов, среди которых Гюисманс, Лоррен и Пеладан. Впрочем, Моро не был согласен с тем, что его причисляют к символистам, во всяком случае, когда в 1892 году Пеладан попросил Моро написать хвалебный отзыв о салоне символистов "Роза и Крест", художник решительно отказался.

Святой Себастьян и ангел (1876)

Между тем нелестная для Моро слава не лишила его частных заказчиков, которые по-прежнему покупали его небольшие полотна, написанные, как правило, на мифологические и религиозные сюжеты. За период с 1879 по 1883 год он создал в четыре раза больше картин, чем за 18 предыдущих лет (наиболее прибыльной стала для него серия из 64 акварелей, созданная по басням Лафонтена для марсельского богача Антони Руа - за каждую акварель Моро получил от 1000 до 1500 франков). Да и карьера художника пошла в гору.

В 1888 году его избрали членом Академии изящных искусств, а в 1892 году 66-летний Моро стал руководителем одной из трех мастерских Школы изящных искусств. Его учениками были молодые художники, прославившиеся уже в 20 веке, - Жорж Руо, Анри Матисс, Альбер Марке.

В 1890-х годах здоровье Моро сильно ухудшилось, он задумался о завершении своей карьеры. Художник решил вернуться к незаконченным работам и пригласил в помощники некоторых своих учеников, включая любимца Руо. В то же время Моро приступил к его последнему шедевру "Юпитер и Семела".

Единственное, к чему художник теперь стремился, - превратить в мемориальный музей свой дом. Он торопился, с энтузиазмом размечал будущее местоположение картин, расставлял, развешивал их - но, к сожалению, не успел. Моро умер от рака 18 апреля 1898 года и был похоронен на кладбище Монпарнас в одной могиле с родителями. Он завещал государству свой особняк вместе с мастерской, где хранилось около 1.200 картин и акварелей, а также более 10.000 рисунков.

Гюстав Моро всегда писал то, что ему хотелось. Находя источник вдохновения в фотографиях и журналах, средневековых гобеленах, античных скульптурах и восточном искусстве, он сумел создать свой собственный фантастический мир, существующий вне времени.

Музы, покидающие своего отца Аполлона (1868)

Если рассматривать творчество Моро сквозь призму истории искусств, оно может показаться анахроничным и странным. Пристрастие художника к мифологическим сюжетам и его причудливая манера письма плохо сочетались с эпохой расцвета реализма и зарождения импрессионизма. Однако при жизни Моро его полотна признавали и смелыми, и новаторскими. Увидев акварель Моро "Фаэтон" на Всемирной выставке 1878 года, художник Одилон Редон, потрясенный работой, писал: "Это произведение способно влить новое вино в меха старого искусства. Видение художника отличается свежестью и новизной... При этом он следует склонностям своей собственной натуры".

Редон, как и многие критики того времени, видели главную заслугу Моро в том, что он сумел придать новое направление традиционной живописи, перебросить мост между прошлым и будущим. Писатель-символист Гюисманс, автор культового декадентского романа "Наоборот" (1884), считал Моро "уникальным художником", не имеющим "ни реальных предшественников, ни возможных последователей".

Не все, разумеется, думали так же. Критики Салона часто называли манеру Моро "эксцентричной". Еще в 1864 году, когда художник показал "Эдипа и Сфинкса" - первую картину, по-настоящему привлекшую внимание критиков, - один из них отметил, что это полотно напомнило ему "попурри на темы Мантеньи, созданное немецким студентом, отдыхавшим во время работы за чтением Шопенгауэра".

Одиссей избивает женихов (1852)

Одиссей избивает женихов (деталь)

Сам Моро не хотел признавать себя ни уникальным, ни оторванным от времени, ни, тем более, непонятным. Он видел себя художником-мыслителем, но при этом, что особенно подчеркивал, ставил на первое место колорит, линию и форму, а не словесные образы. Желая обезопасить себя от нежелательных интерпретаций, он часто сопровождал свои картины подробными комментариями и искренне сожалел, что "до сих пор не нашлось ни одного человека, который мог бы всерьез рассуждать о моей живописи".

Геракл и Лернейская Гидра (1876)

Моро всегда уделял повышенное внимание работам старых мастеров, тем самым "старым мехам", в которые, по определению Редона, хотел влить свое "новое вино". Долгие годы Моро изучал шедевры западноевропейских художников, и в первую очередь представителей итальянского Возрождения, однако героические и монументальные аспекты интересовали его гораздо меньше, чем духовная и мистическая сторона творчества великих предшественников.

Глубочайшее уважение Моро испытывал к Леонардо да Винчи, которого в 19 в. считали предтечей европейского романтизма. В доме Моро хранились репродукции всех картин Леонардо, представленных в Лувре, и художник часто обращался к ним, особенно когда ему нужно было изобразить скалистый пейзаж (как, например, на полотнах "Орфей" и "Прометей") или женоподобных мужчин, напоминавших созданный Леонардо образ святого Иоанна. "Я никогда не научился бы выражать себя, - скажет Моро, будучи уже зрелым художником, - без постоянных медитаций перед работами гениев: "Сикстинской мадонной" и некоторыми творениями Леонардо".

Фракийская девушка с головой Орфея на его лире (1864)

Преклонение Моро перед мастерами эпохи Возрождения было характерно для многих художников 19 в. В то время даже такие художники-классицисты, как Энгр, искали новые, не типичные для классической живописи сюжеты, а бурный рост колониальной французской империи пробуждал интерес зрителей, тем более людей творческих, ко всему экзотическому.

Павлин, жалующийся Юноне (1881)

Архивы Музея Гюстава Моро позволяют судить о невероятной широте интересов художника - от средневековых гобеленов до античных ваз, от японской гравюры по дереву до эротической индийской скульптуры. В отличие от Энгра, который ограничивался исключительно историческими источниками, Моро смело соединял на полотне образы, взятые из разных культур и эпох. Его "Единороги" , например, будто заимствованы из галереи средневековой живописи, а полотно "Явление" - это настоящая коллекция восточной экзотики.

Единороги (1887-88)

Моро намеренно стремился максимально насытить свои картины удивительными подробностями, это была его стратегия, которую он называл "необходимостью роскоши". Над своими картинами Моро работал подолгу, иногда по несколько лет, постоянно добавляя все новые и новые детали, которые множились на полотне, словно отражения в зеркалах. Когда художнику уже не хватало места на холсте, он подшивал дополнительные полосы. Так случилось, например, с картиной "Юпитер и Семела" и с неоконченным полотном "Ясон и аргонавты".

Отношение Моро к картинам напоминало отношение к своим симфоническим поэмам его великого современника Вагнера - обоим творцам сложнее всего было довести их произведения до финального аккорда. Кумир Моро Леонардо да Винчи также оставил незавершенными многие работы. Картины, представленные в экспозиции Музея Гюстава Моро, ясно показывают, что художнику не удавалось до конца воплотить на полотне задуманные образы.

С годами Моро все больше верил в то, что он остается последним хранителем традиций, и редко с одобрением отзывался о современных художниках, даже о тех, с которыми был дружен. Моро считал, что живопись импрессионистов поверхностна, лишена морали и не может не привести этих художников к духовной гибели.

Диомед, пожираемый своими конями (1865)

Однако связи Моро с модернизмом гораздо сложнее и тоньше, чем казалось обожавшим его творчество декадентам. Ученики Моро по Школе изящных искусств, Матисс и Руо, всегда с большой теплотой и признательностью отзывались о своем учителе, а мастерскую его часто называли "колыбелью модернизма". Для Редона модернизм Моро заключался в его "следовании собственной натуре". Именно это качество в сочетании со способностью к самовыражению всячески стремился развить в своих учениках Моро. Он учил их не только традиционным основам мастерства и копированию шедевров Лувра, но и творческой самостоятельности - и уроки мастера не прошли даром. Матисс и Руо выступили одними из основателей фовизма, первого влиятельного художественного течения 20 века, опиравшегося на классические представления о цвете и форме. Так Моро, казавшийся закоренелым консерватором, стал крестным отцом направления, открывшего новые горизонты в живописи 20 века.

Последний романтик 19 века Гюстав Моро называл свое искусство "страстным молчанием". В его работах резкая цветовая гамма гармонично сочеталась с экспрессией мифологических и библейских образов. "Я никогда не искал снов в реальности или реальности во снах. Я дал свободу воображению", - любил повторять Моро, считая фантазию одной из самых важных сил души. Критики видели в нем представителя символизма, хотя сам художник неоднократно и решительно отвергал этот ярлык. И как бы ни полагался Моро на игру своей фантазии, он всегда тщательно и глубоко продумывал колорит и композицию полотен, все особенности линий и формы и никогда не боялся самых смелых экспериментов.

Автопортрет (1850)

Гюстав Моро (6 апреля 1826, Париж - 18 апреля 1898, Париж) - французский художник, представитель символизма.

Биография Гюстава Моро

Родился в Париже 6 апреля 1826 года, в семье архитектора. Учился в Школе изящных искусств в Париже у Теодора Шассерио и Франсуа-Эдуара Пико, посетил Италию (1857-1859) и Нидерланды (1885). Осенью 1859 года Моро возвращается домой и знакомится с молодой женщиной – Александриной Дюре, работавшей гувернанткой недалеко от его мастерской. Они проживут вместе более 30 лет.

Творчество Моро

С 1849 года Гюстав Моро начинает выставлять свои работы в Салоне — выставке живописи, скульптуры и гравюры, ежегодно проводившейся с середины XVII века в Большом салоне Лувра.

С 1857 по 1859 Моро проживает в Италии, где изучает и копирует полотна и фрески знаменитых мастеров. После смерти Александрины в 1890 году художник посвящает возлюбленной одно из своих лучших полотен — “Орфей у гробницы Эвридики”, 1891.

На протяжении 1860–х годов произведения Моро пользуются огромным успехом и популярностью. Критики называют художника Гюстава Моро спасителем жанра исторической живописи.

В течение всей жизни Моро писал фантастически пышные, мастерски исполненные в духе символизма композиции на мифологические, религиозные и аллегорические сюжеты, лучшие из которых — “Эдип и сфинкс”, 1864, Метрополитен-музей, Нью-Йорк; “Орфей”, 1865, Музей Лувр, Париж; “Саломея”, 1876, Музей Орсе, Париж; “Галатея”, 1880, Музей Гюстава Моро, Париж.

Гюстав Моро был тесно связан с движением символизма; входившие в него художники отказались от объективности и натурализма представителей импрессионизма.

В поисках вдохновения символисты обращались к литературе или античной и северной мифологии, часто произвольно соединяя их друг с другом. В 1888 году Моро избирают членом Академии изящных искусств и спустя четыре года профессор Моро становится руководителем мастерской в Школе изящных искусств.

В 1890-х здоровье художника резко ухудшилось. Он подумывает о завершении своей карьеры и возвращается к своим незаконченным картинам. Одновременно Моро приступает к работе над своим последним шедевром – “Юпитер и Семела”, 1894-1895.

Художник превратил два верхних этажа дома, купленного его родителями еще в 1852, в экспозиционное пространство и завещал государству дом со всеми находившимися там произведениями и всем содержимым квартиры.

Экспозиция музея в основном состоит из незаконченных работ художника и черновых набросков. Это придает уникальность и необычность коллекции, ощущение незримого присутствия великого мастера.

На данный момент музей насчитывает около 1200 холстов и акварелей, 5000 рисунков, которые экспонируются с учетом пожеланий их автора.

Моро был прекрасным знатоком старого искусства, почитателем древнегреческого искусства и любителем ориентальных предметов роскоши, шёлка, оружия, фарфора и ковров.

Работы художника

• Фракийская девушка с головой Орфея на его лире, 1865, Музей Орсе, Париж
• Europa und der Stier, 1869
• Саломея, 1876, музей Гюстава Моро, Париж
• «Фаэтон», 1878, Лувр, Париж
• «История человечества» (9 досок), 1886, музей Гюстава Моро, Париж
• «Гесиод и муза», 1891, музей Орсе, Париж
• «Юпитер и Семела», 1894-95, музей Гюстава Моро, Париж